, в любой ситуации: думать, думать, думать.
Что происходит? Где я? Прежде я слышала мотор – значит, в машине. «Меня куда-то везут». Но мы остановились. Почему?
Неожиданный резкий звук, будто выстрел прямо в голову. Совсем рядом открывается дверца. «Это багажник. Он упаковал меня в мешок и засунул в багажник. Но почему его открывают?»
Тут я вспомнила, что слышала чуть раньше. «Что-то случилось, офицер?» – «Нет, проверка».
И я все поняла. Случайность, конечно, просто случайность: полиция в определенной точке трассы выбирает каждую десятую машину, останавливает ее и просвечивает переносным сканером багажник. Скорей всего, эта предосторожность – из комплекса мер безопасности, который ввел Падилья после исчезновения Веры. Я быстро прикинула, что произойдет дальше. Найдут подозрительный мешок. Полиции даже не придется требовать, чтобы он его открыл, – сканер и так меня обнаружит. Его арестуют.
По этой схеме все должно закончиться через пять секунд.
Но происходило что-то странное.
Багажник должен был быть уже открыт, а мешок – предстать перед взором полицейского. Я явственно слышала шум немногочисленных проезжавших машин, распоряжения полицейских и даже попискивание предполагаемого сканера. Но почему тогда полицейский не упоминает мешок? Я попробовала застонать, но получилось еле слышное бульканье. Внезапно разговор возобновился:
– Что в этих коробках?
– О, это запчасти для садовой техники. Хочу заняться в выходные.
– Можете открыть одну?
– Конечно. – Металлическое бряканье у моего лица, несколько слов я не слышу. – «…Сделай сам». Прошу вас, офицер, мы закончили? Моему сыну нездоровится…
«Коробки», – пронеслось в голове. Я уже знала, что лежу вовсе не в коробке, а на чем-то мягком. Может, я спрятана где-то сзади? И да и нет. Без сомнения, речь шла о великолепной штуке: большая машина, специально сконструированный багажник – с перегородкой, поставленной между мной и коробками. Полицейский, должно быть, видит второе дно. А что касается сканера, так в коробке с «запчастями» легко можно спрятать преобразователь сигнала. Ясное дело, он подготовился к такого рода проверкам.
Прекрасно придумано, ловко, но допущена серьезная ошибка.
Ошибка – это я.
«Моему сыну нездоровится». Я понимала тревогу, которая сквозит в его голосе. «Мальчику не нездоровится, это ты сам попался, ведь так, приятель? Ты заподозрил, что действие твоего анальгетика уже закончилось, и если я очнулась, то могу и зашуметь, не так ли?»
Мне по-прежнему не хватало воздуха, у меня болело все, даже корни волос, а напряжение любой мышцы вызывало тошноту и желание тут же умереть, но я знала, что если поставить цель, то я смогу сделать и кое-что заметное: заставить мешок шевелиться – при помощи рук или ног – или, еще лучше, перевернуться. Пространство, в котором я находилась, явно очень узкое, и если я всего лишь повернусь на бок, то устрою заметный шум.