Опустевшая часовня давила своим дурманящим цветочным ароматом погребальных венков, а вот атмосфера пасмурного осеннего дня подействовала освежающе. Ведомственные машины уже разъезжались, а остальная публика – неофициальная – степенно направилась к парковке. И никого не осталось в длинном застекленном вестибюле перед траурным залом.
Или почти никого.
Я сразу его узнала: темная фигура, прихрамывая, идет в дальний конец вестибюля. Несмотря на медлительность, он был уже далеко, из чего я сделала вывод, что за церемонией он следил прямо от входа, как зритель, купивший билет в последний ряд, чтобы иметь возможность первым покинуть зал.
«И конфиденциально, ведь так? О да, прежде всего – конфиденциально».
И я молниеносно приняла решение: разговор с Мигелем может подождать, а вот когда еще представится подобный случай, неизвестно. Поцеловав Мигеля, я пообещала, что сегодня же обязательно позвоню, и, не обращая внимания на встревоженные вопросы, побежала вслед за ускользающей тенью.
– Сеньор Пиплз! Уже уходите? Пропустите торжество. Падилья всех пригласил на бокал вина, чтобы отметить успешное завершение операции «Ренар»…
Виктор Женс, услышав мой голос, почти не прибавил шагу, но упоминание имени Ренара его остановило. Он был в строгом трауре: весь в черном, с головы до пят, – шляпа, пальто, перчатки. Со спины гамму нарушали только седые волосы, от полей шляпы до воротника пальто. Лакированная трость поблескивала.
– Диана… – Я услышала свое имя, произнесенное шепотом, словно оно воплощало боль в паху. – Я не хочу говорить с тобой, дорогая…
– В таком случае вам придется узнать, что чувствуешь, когда делаешь что-то без всякого желания. – Я встала у него на пути. И была готова поставить ему подножку, если возникнет необходимость. – Я люблю свою сестру, Женс.
Он гулко хохотнул:
– Ну, в этом я никогда не сомневался, она – твоя слабость. Как поживает Вера?
– Я скажу вам как, если вы скажете мне где.
Он обошел меня, но я вновь встала прямо перед ним:
– Пожалуйста, верните ее, и я дам вам слово, что не донесу на вас, доктор…
Эта мольба остановила его. Секунду он смотрел на меня. На нем были круглые очки с такими черными стеклами, что на белом костлявом лице они казались пустыми глазницами. Как будто на меня глядит череп в шляпе.
– Главная проблема всех профессионалов, – сказал он, – смешивать свои привязанности с работой. Я вправду, дорогая, не намерен с тобой говорить. Я очень устал…
Я была готова врезать кулаком прямо в его стариковское лицо, но передумала – вовсе не из уважения к нему, меня остановил взмах тростью, будто он кого-то подзывал. Мы стояли возле бокового выхода, за которым виднелась открытая калитка в белой ограде крематория и темный автомобиль, рядом с которым двое мужчин. Один из них, здоровяк, походил на шофера грузовика – он вполне мог быть водителем. Второй, молодой и тощий, приближался к нам с воинственным видом, размахивая руками.