- Да. Чтобы тебя не обидеть.
- Врёшь! Ты меня простил! Ты меня понял! Этот тип был в бегах полгода. Мы же с ног сбились. И вдруг… Мог я его не задержать? Ты бы мог, скажи честно, дорогой? Чёрта с два! Ты бы не только на свадьбу друга, ты бы на собственную не явился, что я, тебя не знаю, думаешь?
- Ну ладно, - махнул рукой Виталий. - Это я только в ответ на твой упрёк насчёт коктейля. А в целом претензий нет. Ну, теперь слушай.
Виталий во всех подробностях изложил Эдику возникшую ситуацию.
- Ты понимаешь? - заключил он. - Нам надо получить от него всё, что возможно, по этому убийству. Сам-то он, конечно, не замешан, но кое-что подсказать, я уверен, может. Особенно если его в этом заинтересовать. Но как это сделать, вот в чём вопрос.
- Гм… - глубокомысленно произнёс Эдик, глядя в потолок и посасывая сигарету. - Не знаю, дорогой, что тут главнее: убийство или… Понимаешь, вся эта компания мне что-то очень уж не нравится. Устроить такую комбинацию с телефоном - это не всякий додумается, уверяю тебя. У меня, например, в практике это первый случай, клянусь. Поэтому что тут главнее…
- Главнее всего человеческая жизнь, - покачал головой Виталий. - И потому страшнее убийства ничего нет. Это, если хочешь знать, аксиома.
- Не скажи! - многозначительно заметил Эдик. - Хищения в особо крупных размерах, как и некоторые другие опасные экономические преступления, тоже, как тебе известно, предусматривают смертную казнь.
- Дело не в смертной казни, - резко возразил Виталий. - Это вообще не лучший способ наказания. И устрашения тоже.
- Ничего большего человечество для устрашения не придумало, - возразил Эдик и добавил: - Если не считать пыток. А кого нельзя убедить, того надо устрашить.
- Величайшее заблуждение! На жестокость нельзя отвечать жестокостью, как ты не понимаешь! Наоборот! Надо из поколения в поколение воспитывать людей в представлении, что человеческая жизнь неприкосновенна. Природа дала, природа и может взять. Я думаю, что это самый верный путь воспитания нравственности.
- Но если жуткий преступник, садист, убийца? Ты же видел таких! - с негодованием воскликнул Эдик. - Их тоже прикажешь жалеть?
- Это не жалость. Это… ну, если хочешь, забота. О всех других людях, об их нравственном здоровье. А для тех, кого ты назвал, для таких вот нечеловеков, я ввёл бы пожизненное заключение. Как у врачей, ты знаешь? Даже смертельно больного они не вправе лишить жизни, даже спасая при этом от лишних страданий. Почему, ты думаешь?
- Совсем другая материя, дорогой! Дать такое право - могут быть ошибки.