Виталий добросовестно передал Эдику все известные ему факты из нехитрой и подлой жизни Губина.
- И ты думаешь, что его используют втёмную?
- Уверен. Уж больно глуп.
- Ну и ты его так используй. Понял меня? Вот и подберёшься к этому Вове, и узнаешь его, это точно. А что он расскажет, будет видно.
- Ха! Вот это мысль! - обрадовался Виталий. - Ну, милый друг, с меня причитается.
- Ещё бы! - самодовольно заявил Эдик, развалившись на диване. - Когда профессора приглашают на консультацию…
- Кстати, - перебил его Виталий, - я ведь обещал Борису Ивановичу с телефончиком-то помочь.
- Это как же? - Эдик удивлённо склонил голову набок и прищурился.
- Очень просто, профессор, - засмеялся Виталий, радуясь, что вспомнил такую немаловажную деталь. - Пожалел, понимаешь, старичков. В душу они мне вошли. С какой стати, в самом деле, им-то, бедным, за чужие дела расплачиваться?
- Бедным!.. - насмешливо фыркнул Эдик и заключил: - Но идея плодотворная, согласен.
- А раз согласен, то теперь давай её помнём. - Виталий взглянул на часы. - Время у нас ещё есть. Давай.
Он от удовольствия даже потёр руки.
«Мять» пришлось недолго, идея действительно была плодотворной и сулила успех. Надо было только рассчитать, на каких фактах следует сделать ударение, какие вообще опустить, а какие оставить про запас.
В душной, накуренной комнате, несмотря на распахнутое окно, плавали под потолком белёсые слои дыма, не ощущалось даже самого лёгкого дуновения воздуха.
Эдик наконец поднялся с дивана и потянулся:
- Всё, дорогой. Счастливо тебе.
- Будет исполнено в лучшем виде, - заверил его Виталий. - Завтра я тебе доложу. Тронулись.
Они вместе вышли на улицу и там простились.
День клонился к вечеру. Безоблачно-голубое небо, став пепельно-золотым на западе, постепенно превращалось в густо-синее на востоке. Жара не спадала, душная, тягостная. На улице было труднее дышать, чем в комнате.
К Губиным Виталий приехал, когда уже лёгкие, как дымок, сумерки опустились на город. В большом зелёном дворе с заметно пожухлыми деревьями и кустарником чувствовалась предвечерняя свежесть. Разгорячённое лицо ощущало даже еле заметное движение воздуха.
Во дворе за столом «для культурно-массовой работы» гомонили не очень трезвые мужские голоса. Вслушиваясь в бессвязные и азартные выкрики, долетавшие из-за кустов, Виталий пришёл к выводу, что Бориса Ивановича там на этот раз почему-то нет, и даже забеспокоился, направляясь к знакомому подъезду.
В дверь пришлось позвонить трижды, прежде чем Виталий услышал наконец знакомый тяжёлый перестук палки и протеза. Дверь открыл сам Борис Иванович, абсолютно трезвый и чем-то, видимо, не на шутку встревоженный.