А потом была первая встреча с мужем. Бледный, отрешенный, с этими длинными резиновыми шлангами-пиявками, присосавшимися к его ноге. Впервые за шесть лет семейной жизни Лиля видела его таким слабым и беззащитным. Он мог схватить ее на руки и подбросить к потолку, будто маленькую девочку, на мотокроссах выхватывал из грязи тяжеленный мотоцикл и снова мчался на нем к финишу… А сейчас осталась лишь тень прежнего Сергея Волкова.
Лиля хотела быть с ним сухой и официальной, пусть почувствует, что она здесь по обязанности, пока считается его женой. Но когда он поднял на нее свои продолговатые почти прозрачные глаза, в которых застыло совершенно новое, не свойственное ему выражение боли и тоски, она растерялась. Застряли уже готовые было сорваться резкие слова, отступила мстительная злость. Ей захотелось прижаться к этому обострившемуся, заросшему щетиной лицу и заплакать…
Сергей взглянул на нее и нахмурился — он почувствовал ее состояние, — потом хотел улыбнуться и что-то сказать, но губы его мучительно искривились, видно было, что ему очень больно, но он пытается скрыть. Он прошептал:
— Скажи родителям, чтобы пока… не приходили. Видишь, я какой… — Он все-таки улыбнулся уголками губ, но в глазах было все то же выражение, которое так поразило Лилю.
Потом подошла сестра и сказала, что на сегодня достаточно, больной еще очень слаб. У двери Лиля оглянулась: Сергей, широко раскрыв глаза, смотрел в потолок, а резиновые черви-шнуры, извиваясь, заползали к нему под одеяло.
Это было в тот первый ее приход в больницу, а потом вся эта глупая история с ревнивым мужем и утопленной женой (как она могла поверить!) оказалась сплошной выдумкой досужих кумушек. К Сергею приходил следователь, и он ему все рассказал. Оказалось, что это уже не первый случай нападения на девушек в позднее время. И скорее всего, дело рук одних и тех же хулиганов, но пока ни шайку, ни девушку, бросившую в страхе свои туфли, не нашли. И прикованный к постели Сергей ничем помочь не мог, да он никого и не узнал бы в лицо…
Рядом с Лилей сидела молодая женщина и любовно перекладывала в сумке свертки с угощением. Она даже ухитрилась где-то раздобыть несколько крупных оранжевых апельсинов. Лиля вспомнила, что до ближайшего гастронома всего две автобусные остановки. Взглянув на золотые часики, встала и вышла в залитый солнцем больничный парк. Надо купить чего-нибудь, хотя он и не просил. Как-то неудобно так вот, с пустыми руками. Можно колбасы и сыру. Апельсины она бы и рада, да где их достанешь?
Когда Лиля вышла на заасфальтированный больничный двор, где у фасада главного корпуса стояли несколько молочно-белых «Волг» с красными крестами, с дороги свернул к стоянке черный мотоцикл. Стройная девушка в светлых брюках и черном свитере соскочила с седла, поставила мотоцикл на подножку и, тряхнув пылающими на солнце золотистыми волосами, собранными в «конский хвост», зашагала к вестибюлю. В руке у нее красивая черная сумка. Походка у девушки легкая, пружинистая. Казалось, она сейчас обязательно что-нибудь выкинет: подпрыгнет вверх или пройдется в танце. Внезапно остановившись, девушка сняла кожаные мотоциклетные краги, небрежно засунула в карман брюк и бросила через плечо взгляд на Лилю, стоявшую на остановке. Всего на один миг встретились их глаза — девушка тут же отвернулась и зашагала дальше, но Лилю будто током ударило. Она могла поклясться, что никогда эту девушку не видела. Да и вообще, девушка на мотоцикле — это редкое явление в городе. Если бы Лиля ее хоть раз увидела, то обязательно запомнила бы. Почему же тогда она так заинтересовала ее?.. Тут подошел автобус, и Лиля поднялась в него. В заднее стекло она снова взглянула на девушку в светлых брюках. Из кармана смешно торчали огромные перчатки с широкими раструбами, а бронзовый хвост ярко сиял на горделиво вздернутой — так Лиле показалось — голове. У самой двери девушка остановилась и тоже оглянулась, но Лилю она, конечно, уже не могла увидеть. Даже издали выделялись на ее загорелом лице огромные глубокие глаза. «Красивая и весьма оригинальная девица», — отметила про себя Лиля, ощущая какое-то непонятное беспокойство.