И зачем рассказал?
— Что с ней случилось, с той женщиной?
— Вышла замуж. За моего… секретаря. Сейчас работают оба в Глисетском университете.
Сердце забилось быстрее.
Из-за Камиллы?
Вот уж глупость: столько времени минуло.
Из-за Глисета? Как будто… Но он и бывал-то там всего раз десять.
И все равно захотелось сменить тему.
— На другом Осеннем балу другая девушка пригласила меня на танец и поцеловала… Потом тоже вышла замуж…
Да уж, сменил.
К чему вообще этот разговор?
Наверное, к тому, что ему категорически запрещено начинать отношения с женщинами с Осеннего бала.
— Хотите выпить? — предложил Оливер.
— Не откажусь.
— Вина? Или что-нибудь покрепче?
Следовало задуматься, отчего он вдруг решил напиться, да еще и в компании собственной студентки. И он задумался. Но, как ни странно, не увидел ничего необычного и неправильного ни в своем предложении, ни в ее согласии.
Солнце уже взошло. Пробивалось сквозь неплотно задернутые шторы, светило в глаза.
Оливер давно бы поднялся, хотя бы затем, чтобы поправить занавески… если бы не рука. Тонкая женская рука, лежащая по-хозяйски на его груди. Легкая, практически невесомая, она тем не менее уже четверть часа не давала ему встать с постели, даже оставаясь неподвижной. А когда длинные пальчики с острыми ноготками вдруг шевелились под слышащееся справа сонное бормотание, поглаживали с бессознательной лаской и вновь замирали, милорд Райхон с силой зажмуривался и, стиснув зубы, задерживал на несколько секунд дыхание.
Хотел бы он сказать, что виной всему выпивка, что он не отдавал себе отчета в том, что делает, и вообще не помнит ничего из случившегося ночью, но, увы, помнил. И чем дольше вспоминал, тем неуютнее было лежать.
В конце концов он не выдержал: придержал белую, словно из гипса вылепленную кисть и, медленно отодвигаясь к краю, сполз с кровати. Подобрал с ковра свои брюки и, тихо ступая по глубокому ворсу, дошел до ванной.
Успокоиться. Для начала — успокоиться.
Созерцание обнаженного женского тела не способствовало выполнению поставленной цели, но Оливер тем не менее простоял еще с минуту в дверях, прежде чем запереться в ванной. Открыл воду, умылся, пригладил мокрой ладонью волосы и лишь затем рискнул посмотреться в висевшее над раковиной зеркало.
Не так все и плохо.
Если причесаться.
Побриться.
Рубашку надеть, спрятав расцарапанные плечи и кровоподтек с едва заметными следами зубов, алевший над ключицей.
Момент, когда он разжился этим «украшением», вспомнился вдруг остро и ярко, заставив снова скрипеть зубами…
О чем он только думал, когда предлагал ей выпить?