Наталья Владимировна встала и вышла из кабинета. Донелли посмотрел ей вслед, потом потянулся за тортом.
К себе в номер он поднялся совсем за полночь. «Было вкусно, очень вкусно! И ничего менять там не надо. Отличное меню!» – думал итальянец, готовясь ко сну. Сегодня был длинный день, он сегодня не только очередной раз вкусно поел, он сегодня узнал много нового и полезного. Рассказ Северцевой его впечатлил. Да, он не все понял. Многое здесь было не так, как у него на родине, но основное – борьба за свое дело, за дело семьи – это их сближало. «Между прочим, отличная школа. Хорошо, что они меня сюда послали. Многое можно перенять у этой Северцевой, – думал Донелли, устраиваясь на мягкой кровати, – и как с людьми себя вести. И как бизнес строить». Усталость брала свое, дрема уже закрывала глаза, итальянец вдруг опять вспомнил этого несчастного кролика из старинного рецепта. Он даже не вспомнил, он представил его, да так реалистично, что почувствовал запах. Аппетитный, настоянный на специях. «Да, что же туда надо добавить?! Нет, это не розмарин, и не шалфей, это должно быть что-то более пряное. А этой Северцевой пришлось многое пережить, дорого ей достался этот отель. И силы, и нервы, и здоровье, и деньги. Сильная она, очень сильная, – сонно думал Донелли, уткнувшись в подушку, – даже жалко ее». Он поворочался, перевернулся на другой бок, вдруг открыл глаза, посмотрел на узорчатый потолок и сделал неожиданный вывод: «А раз сильная, значит, переживет и это. Такие, как она, выживают, как кошки. И сама виновата, надо было в Ассоциацию давно вступить. А у меня отель семья открыла, им помощь нужна».
Последняя мысль успокоила его – да, он сочувствует Северцевой, более того, он уважает ее, но поделать ничего не может. Он на стороне Ассоциации. И своей семьи.
* * *
Утро следующего дня началось со скандала. Собственно, его ждали, только не знали, когда он случится.
– Лучиков требует вас, – обратилась дежурный администратор к Саше. Саша только пришла на работу. Все утро она проговорила по телефону с Антошиным, словно не встретятся они в коридорах отеля.
– Я все понимаю и обещаю тебе, что на днях все ей скажу, – повторял Антошин.
– Я же все понимаю, понимаю и даже жалею ее. Ты смотри, может, действительно сейчас не время. Может, позже. Я же понимаю, только сорвалась, – повторила Саша.
Любовь, близость, счастье сделали их опять великодушными.
При этом они, обретя друг друга, но уже в качестве любовников, старались уберечь и себя, и отношения от потрясений. Каждому из них теперь было неудобно друг перед другом. Саше – за требовательность и скандал, Антошину – за малодушное промедление. И они были рады тому, что не поссорились, что стали близки, что не обманулись ни в каких ожиданиях.