Я хотела встретить священника стоя, поэтому крепко схватилась за руку Мала, пока нас вели на встречу, пытаясь скрыть дрожь в теле и то, сколько сил я затрачивала, чтобы держаться прямо.
– Санкта-Алина, – сказал Апрат. – Наконец-то ты к нам пришла.
Затем он упал на колени в своей потрепанной коричневой робе. Поцеловал мою руку, подол кафтана. Обратился к собравшимся в центре пещеры тысячам верующих. Когда он говорил, казалось, сам воздух дрожал:
– Мы восстанем, чтобы создать новую Равку! – взревел священник. – Страну, свободную от тиранов и королей! Мы поднимемся из-под земли и отгоним тени праведной волной!
Пилигримы внизу начали воспевать мое имя. Санкта-Алина.
В скале были вырезаны ниши, сиявшие слоновой костью и мерцавшие серебряными жилами. Мал помог мне дойти до моих покоев, заставил съесть пару ложек сладкой гороховой каши и принес мне кувшин свежей воды, чтобы наполнить тазик. В камне было вставлено зеркало, и я вскрикнула, увидев себя. Тяжелый кувшин разбился об пол. Моя бледная кожа обтягивала выступающие кости. Глаза зияли в синюшных впадинах. Волосы стали ломкими и белыми, как снег.
Я коснулась пальцами стекла. Мал встретился со мной взглядом в отражении.
– Нужно было предупредить тебя.
– Я похожа на чудовище.
– Нет, скорее, на хитку.
– Древесные духи питаются младенцами!
– Только когда голодны, – усмехнулся парень.
Я попыталась улыбнуться, ухватиться за этот проблеск теплоты между нами. Но вдруг заметила, как далеко от меня он стоит, убрав руки за спину, словно страж на смене. Мал не понял причину моих слез.
– Ты пойдешь на поправку, – сказал он. – Когда начнешь использовать силу.
– Конечно, – ответила я, отворачиваясь от зеркала и чувствуя боль и усталость всем своим естеством.
Я замешкалась и многозначительно покосилась на людей Апрата, расставленных у дверей в комнату. Мал подошел ближе. Мне хотелось прижаться щекой к его груди, спрятаться в его объятиях, послушать уверенное, человеческое биение его сердца. Но нет.
Вместо этого я тихо заговорила, едва шевеля губами:
– Я пыталась. Что-то не так.
Он нахмурился.
– Ты не можешь призвать солнце? – нерешительно переспросил он. Был ли это страх в его голосе? Или надежда? Беспокойство? Я не знала. От него исходила только настороженность.
– Я слишком слабая. И мы слишком глубоко под землей. Не знаю…
Я наблюдала за выражением его лица, вспомнив наш спор в березовой роще, когда он спросил, готова ли я перестать быть гришом. «Ни за что», – ответила я. Ни за что.
На меня нахлынуло отчаяние, густое и черное, тяжелое, как слой почвы над нами. Мне не хотелось произносить эти слова, не хотелось озвучивать страхи, которые сопровождали меня на протяжении всего нашего долгого темного пути под землей, но я все равно заставила себя это сказать: