— В нашем распоряжении полдня и целая ночь.
— Давайте откровенно, Шойбер! — сказал фон Лютцов. — Ни вы, ни мы с заданием не справились. За оставшееся время вы сломаете кости еще нескольким русским, но ничего не добьетесь. Если б у вас был результат или хотя бы надежда, вы не стали бы со мной разговаривать. У вас нет причин любить меня, у меня, сами знаете, после истории с Петровым к вам стойкая неприязнь. Но сегодня мы должны забыть о личных чувствах. Вполне возможно, после завтрашнего доклада мы будем сидеть в одном окопе на Восточном фронте. Мне этого не хочется, вам, думаю, тоже.
— Что предлагаете? — спросил Шойбер.
— Гаулейтеру нужен шпион, так дадим его! Мертвого. Еще лучше, если труп будет не один. В результате розыскных мероприятий был установлен адрес конспиративной квартиры, туда выехала группа задержания, но большевики не пожелали сдаваться. В ходе состоявшейся перестрелки фанатики-большевики погибли или покончили с собой — на ваш выбор. Я готов отойти в тень и все почести по случаю успешного розыска отдать СД.
— А также все неприятности, если история вскроется! — хмыкнул Шойбер.
— Я не заинтересован в раскрытии тайны, — сказал полковник. — Ваши люди тоже. Успешное выполнение задания предполагает награды, повышения в звании, отпуска… Все будут молчать!
— И настоящий шпион?
— То есть?
— Мы доложим, что шпион обезврежен, а тот продолжит работу. После чего нас ждет не фронт, а виселица. Или гильотина.
— Полагаете, шпион еще в N? Заблуждаетесь! Вы развернули в городе сеть передвижных пеленгаторов. Удалось засечь русский передатчик?
— Он не выходил в эфир.
— И не выйдет. После массовых арестов, учиненных на станции, о шпионе знает весь город. Мы имеем дело с умным и хитрым врагом, скорее всего, группой врагов. Она действовала профессионально и осторожно, поэтому мы ни о чем не догадывались. Нет, Шойбер, шпионов в N больше нет. Они давно на пути в Москву или пьют за свой успех где-нибудь укромном месте.
— Хотелось бы верить. Однако большевики упрямы и мало дорожат своими жизнями. Мы сделаем доклад, а передатчик обнаружится.
— Всегда можно сказать, что групп было две. Одну обезвредили, другая осталась.
— Это нас не спасет, — сказал Шойбер. — Назначат расследование, правда откроется… Благодарю вас за предложение, полковник, но вынужден его отклонить. Мне дорога моя жизнь, но я готов жертвовать ей ради рейха! Если гаулейтер решит: мое место в окопе, я пойду в окоп!
«Тупой ублюдок! — думал фон Лютцов дорогой. — Твое место действительно в окопе! Еще лучше — на русских проволочных заграждениях… Пока в СД заправляют такие идиоты, русские шпионы будут чувствовать себя в нашем тылу, как дома…» Обругав Шойбера, полковник стал думать о другом. Надо было решать, как спастись. Он уведомил Канариса о происшествии, но адмирал ему не поможет — утратил доверие Гитлера. Остаются родственники. В вермахте служат люди с фамилией фон Лютцов, некоторые занимают немаленькие должности. Надо позвонить каждому. Объяснить, что ловить русских шпионов среди рабочих железнодорожной станции — задача СД, а не абвера. Военная контрразведка обязана поставлять вермахту достоверные данные о противнике, фон Лютцов как раз этим занят. Из-за идиота Шойбера может сорваться широкомасштабная операция в тылу русских. Разумеется, родственники не обрадуются его просьбе, но все они солдаты и прекрасно понимают, как нужны вермахту разведданные. Пусть включат все свои связи… Полковник понимал, насколько шатки его надежды, но другого не оставалось. Настроение было соответствующим.