Но КТО первым сообщил миру о явлении? КТО не побоялся выставить себя смешным, сперва сообщив и лишь затем проверив? КТО сел за компьютер, даже не скинув валенок? КТО без особой натяжки может считать себя истинным первооткрывателем нового космического тела?
Ну то-то.
Вероятнее всего, имя астероиду по вычислении орбиты и эфемерид даст кто-нибудь другой. Ну и пусть. Разве малая награда — ЗНАТЬ, что открыл его ТЫ?
Взошедшее над забором солнце потихоньку плавило ледышки на колючей проволоке. Федор Федорович спал и улыбался во сне. Он был совершенно счастлив.
Продолжение:
ДМИТРИЙ КАСПИЙЦЕВ ПО ПРОЗВИЩУ БАЙТ
В первый раз, когда электричку только лишь несильно тряхнуло, словно сумасшедшим боковым порывом ветра ураганной силы, Байт не обратил на это внимания. Техника и есть техника, мало ли что бывает. Мало ли отчего вагон может споткнуться на бегу. Дефект пути, или, допустим, что-нибудь отвалилось от днища древнего вагона, например какой-нибудь компрессор, скачущий теперь по шпалам под лязг проносящегося над ним железа и вой бешено вращающихся осей колесных пар. Кое-кто из пассажиров оглянулся, недоуменно покрутил головой — и только.
Зато второй толчок был куда сильнее, и тут уже места сомнениям не осталось: крушение! Кто-то вскрикнул, то ли от неожиданности, то ли от испуга. Сухонький старичок с пустым ягодным лукошком на коленях охнул, вспорхнул над скамейкой и выпал в проход. Басом взвыла старуха с большой бородавкой на носу, на которой симметрично уместились две маленькие бородавочки. За спиной звякнуло стекло о стекло и чья-то луженая глотка исторгла хриплый фальцет: «Сволочь, ты спирт пролил!!!» Пронзительно завизжала толстая тетка, и одновременно с нею с длинным и не менее пронзительным визгом сработали тормоза, притирая к сверкающим ободам колес мгновенно раскалившиеся тормозные колодки.
Байту показалось, что за окном качаются деревья. Но, наверно, это просто-напросто раскачивался вагон, долгую минуту торможения скрипел и лязгал, опасно кренился то в одну сторону, то в другую, словно придирчиво выбирал, где ему удобнее всего кувырком покатиться с насыпи. Но так и не выбрал, остановился, надорвав душу финалом тормозной симфонии. Замер.
И почему-то продолжал раскачиваться. Упрямо. Всем назло. Хочу, мол, качаться и буду.
Грязное, не вчера и не месяц назад мытое вагонное стекло провинциальной электрички отражало изумленное лицо Байта, лицо запоминающееся и породистое, несколько даже утонченное, как у древнего римлянина периода упадка империи, с врожденным выражением легкой брезгливости в углах рта. Но Байту не было дела до своего отражения, он смотрел сквозь него.