2
Докурив, я вернулся в купе. На столике уже стояли четыре стакана чая и два блюдца — с печеньем и сахаром. Мать с сыном сидели рядышком и громко прихлебывали из стаканов горячую желтоватую водичку. Из-под бойскаутской пилотки у мальчишки выползла большая капля пота и медленно устремилась вниз к переносице. В вагоне было очень душно.
Мне показалось, что Победитов обрадовался моему возвращению. Похоже, этот уставший, совершенно одинокий человек чувствовал, что ему осталось немного, и торопился поведать о своей жизни, пусть и незнакомому человеку.
Я сел на свое место, и клиент сразу поинтересовался:
— Не надоел еще?
— Нет, что вы! — искренне ответил я. — Очень интересно рассказываете.
— Ну, тогда слушай дальше, — смачно причмокнув губами, сказал Победитов и впервые за все время улыбнулся. — В армию я уходил с большими надеждами на лучшую жизнь. И не ошибся. У меня от нее самые приятные воспоминания остались. Курорт, а никакая не повинность. Там даже бить никого не надо было. Только призвался, подходит «старик», интересуется, чего я больше хочу, в рожу или постирать его гимнастерку? Я, естественно, отвечаю, что стирать, мол, и себе не очень люблю, а разным говнюкам и вовсе не стану. Тут все и началось. О стирке больше не заикались, а лупили много и с большим энтузиазмом. Ох, какие в армии сапоги! — восхищенно покачал головой Победитов. — Мед, а не обувка! Они меня по бокам охаживают, а я только крякаю от удовольствия. Им-то кажется, что от боли. Всё удивлялись моей терпеливости. Правда, месяца через три отстали. Да еще и зауважали. За все время я не настучал ни на кого и не сломался. В смысле, шестерить не стал. А потом я и сам стариком сделался. Честное слово, молодых никогда не трогал — жалел. Бил только свой призыв, да и то из других батальонов. Суровым был, но и справедливым. Благодаря этому дослужился до сержанта. Весь гарнизон, две с половиной тысячи человек трепетали при виде меня. Из казармы выхожу, рядовые на строевой шаг переходят, сержанты честь отдают. Да-а, счастливое было времечко. — Клиент замолчал, глянул на столик и потянулся за бутылкой. — А что это мы сидим и не пьем совсем? Может и вы с нами? — обратился он к женщине. — По грамулечке.
— Да ну что вы, я не пью, — засмущалась она и достала из сумки граненый стакан. — Только если по грамулечке. В хорошей компании немножко можно.
Победитов налил ей полстакана, и тут с верхней полки подал голос ее сын:
— Мама, а мне?
— Вот дурачок! — рассмеялась женщина и махнула ему рукой. — Это же водка.
— Знаю, что водка, — проворчал мальчишка. — Смотрите, мама, не напейтесь. Возись потом с вами.