Мелодичная трель заставила старика вынырнуть из воспоминаний и подойти к двери, взять конверт, протянутый ему пареньком в простенькой одежде и чёрной кепке с коротким козырьком. Она предназначалась Кристоферу Дэю. Приказал мальчонке стоять на пороге до дальнейших распоряжений и, дождавшись, когда хозяин останется один, молча протянул ему письмо. Тот удивлённо вздёрнул бровь, раскрывая конверт, так же молча ознакомился с содержанием письма…и усмехнулся. Долгий взгляд куда-то поверх головы Джонсона, и управляющий вытягивается в струну, стараясь не застонать от боли в спине.
Кристофер оставил его всего лишь на несколько минут. Ровно столько понадобилось, чтобы зайти в свой кабинет и что-то написать в ответ на полученное письмо, а потом вернуться в гостиную к стоявшему на том же месте Джонсону.
— Особые распоряжения, мистер Дэй?
Спросил, пряча уже знакомый конверт в свой большой ладони.
— Нет. Ничего нового, Вилберн, просто отошли это письмо отправителю.
И управляющий едва заметно выдохнул. Его опасения всё же не оправдались, и господину не придётся снова срываться из города по делам. Всё же без него этот огромный особняк напоминал старику больше могилу, чем дом.
* * *
Я смотрела на аккуратно выведенные буквы внизу моих же и чувствовала, как изнутри поднимается ураганная смесь возмущения и злости. Что вообще о себе возомнил этот Дэй?
Сколько раз я уже прошлась по комнате отеля туда-обратно, думая о том, что, конечно, я могла пойти к этому богатому выскочке с ордером, но его получение заняло бы определённое время. Впрочем, это не значит, что я не позвонила уже в отделение и не попросила подготовить его для меня.
«Ожидаю вас завтра до двух часов дня».
Зажмурилась, пытаясь представить себе напыщенное лицо очередного состоятельного ублюдка с затаившимся в маслянистом взгляде вечным презрением ко всему остальному миру. Я знала десятки таких мужчин и сотни женщин. Ничего не представляющих из себя, смотрящих свысока на окружающих их людей. Ровно с высоты денежного мешка, набитого некогда их предками. Я ощущала их липкие тошнотворные взгляды на себе с самого детства. О, на членов моей семьи они смотреть так не смели. Только с плохо скрываемой злостью, смешанной со жгучей завистью и унизительным заискиванием. Со временем, правда, это выражение стало иным. Исчезла злость, вместо неё появилось выражение триумфа, а зависть сменилась на злорадство и притворную жалость. Когда мама ушла от нас. И сейчас не покидало ощущение, что завтра меня ожидает встреча с подобным ничтожеством, взирающим на мир сквозь золотой блеск монет.