– Тогда можно просто – Андрей Краев.
– Тоже не в тему, – отверг я предложение. – Человеческие имена-фамилии среди сталкеров не в моде и применяются только в особых, очень индивидуальных случаях.
– Понял, – отозвался Андрей. – Охотник пойдет? В моем мире, бывало, меня и так звали.
– Вот это другое дело, – одобрил я.
– Вижу я, нормальный ты мужик, Снайпер, – сказал Краев. – И это, не обессудь, что я тебя подстрелил. Академик мою девушку, считай, в заложники взял и сказал, что отпустит ее, если я тебя приволоку.
– Девушку? – переспросил я. – Ну-ка, расскажи поподробнее.
Он рассказал. М-да. Вполне в духе Захарова.
– Кстати, он тут про твои суперспособности распинался, – напомнил я. – К чему бы это, интересно?
– Были такие, – вздохнул каратист. – Да сплыли после того, как я в ваш мир попал. А может, это связано с тем, что вырубился я после удара моей машины об дерево… Атрофировались нафиг.
«Атрофировались…»
Слово, будто рыболовный крючок, зацепилось за мысль – и вытащило из памяти то, что чудом не забылось за ненадобностью.
– Захаров говорил, что они у тебя не атрофировались, а типа в анабиозе находятся. И будто есть теория, что на грани жизни и смерти спящие суперспособности могут проснуться.
– На грани жизни и смерти? – переспросил Краев. – То есть, когда я концы заворачивать начну, мой организм может всё вспомнить?
– Или мой, – задумчиво проговорил я. – Хотя, как я понимаю, у тебя шансов больше. Академик сказал, мол, мои утраченные таланты его приборы вообще не показывает. Зато твои на них видно как на ладони.
– Видно, значит, – криво усмехнулся Охотник. – Значит, будем пробовать, если видно.
И, мощно выдохнув, больше не вдохнул.
Я с сомнением смотрел на него. Если этот Андрей из параллельной вселенной решил таким образом самозадушиться, то вряд ли у него что-то выйдет. Дыхание процесс рефлекторный, а рефлексы сильнее разума. Ну и инстинкт самосохранения никто не отменял. Может, какой-нибудь тибетский монах, искушенный в тайных практиках, и сумел бы таким образом ластами хлопнуть. Но вряд ли такое под силу простому спецназовцу, пусть даже очень сильному и волевому.
И я оказался прав. Как только лицо Краева начало синеть, в его грудь с жутким хрипом ворвался воздух. С полминуты Охотник тяжело дышал, а потом выдохнул:
– Твою ж… Тысяча прапорщиков… Ехихиньская маханька…
– Что? – не понял я.
– Ничего… Ни хрена ничего не выходит…
– И не выйдет, – вздохнул я.
– Не выйдет? – нехорошо оскалился Андрей. – Этот урод собрался из моей девушки какую-то пакость сделать, а ты говоришь, не выйдет?