Поднебесные, за что же вы так на меня прогневались?
Я правда-правда не собиралась убегать. Даже мысли на корню пресекала! Это все ноги, которые вдруг сами начали перебирать назад, унося меня в спасительную темноту.
— Кадет Талмор! — прокатился по коридору голос повелителя пятисот потерянных душ.
Ноги отчего-то задвигались еще быстрее.
— Какого глубинного вы от меня убегаете?!
Говорю же, ноги сами… А я нисколечко ни при чем!
Спросил бы кто-нибудь, почему адмирал Рей — уважаемый всеми лорд внушал страх больший, чем капитан пиратов, — ответа у меня бы не нашлось. Просто вот страшно было, и все! Как будто само Сумеречное море вышло из берегов и надвигалось с неимоверной скоростью, как будто все души разом ополчились на бедную, уставшую и невозможно беззащитную меня.
— Кадет Талмор! — прозвучало громко, четко и уже совсем близко.
Я все-таки заставила себя остановиться и, сцепив руки в замок, привычно опустила глаза на сапожки. Такая поза должна была выразить преждевременное покаяние, смирение и готовность признать все совершенные и несовершенные проступки. Только бы мне позволили быстро уйти!
— Почему бродите по корпусу после отбоя? — был задан вопрос, и около моих сапожек остановились грубые черные сапоги — начищенные так, что можно отражение увидеть.
Даже думать страшно, что будет, если адмирал узнает, где и с кем я проводила время на самом деле.
— Фрида! — Звуки моего имени заставили вздрогнуть. — Посмотрите на меня, пожалуйста.
И я медленно, очень робко подняла взгляд, чтобы тут же столкнуться с прозрачно-голубыми, похожими на лед глазами.
Обладатель этих глаз коснулся моего шарфа и, чуть приподняв бровь, осведомился:
— С каких пор в нашей библиотеке так холодно?
— А мне всегда холодно, — соврала я, мысленно надеясь, что темнота скрывает покрасневшие уши и щеки.
Адмирал Рей собирался что-то сказать, но вдруг передумал. Голубые глаза сузились, пристальнее всмотрелись мне в лицо, и морской демон не без удивления констатировал:
— Вы и вправду дрожите.
Только теперь я тоже это заметила. Да, дрожу… как недавно на корабле. Потому что и зябко, и страшно, и сил нет никаких.
— Фрида, — уже мягче произнес адмирал, а я подумала, что собственное имя в его устах оказывает на меня странный, гипнотический эффект, заставляющий сердце сжиматься. — Вам нужно отдохнуть.
— Если вы не станете меня задерживать, — тихо проговорила я, стараясь не смотреть ему в глаза, — я с превеликим удовольствием это сделаю.
Усталость. Это все пережитой стресс, эмоции и усталость. Иначе ни за что на свете не посмела бы такое сказать!