— Представь себе, — вздохнула мама. — Держалась как Мальчиш-Кибальчиш. Враги так и не узнали нашу главную военную тайну.
Мы с ней посмотрели друг на друга и рассмеялись, но не особенно весело.
— Какой кошмар! — повторяла мама. — Какой кошмар! Рассказать кому-нибудь!..
Так вот почему он с изумлением называл меня «такой молодой дочерью» и не выходил за рамки галантного ухаживания. Мама в его представлении была древней старушкой, застывшей в сорокалетнем образе, как вечнозеленая елка. По его расчетам, она меня родила, когда другие уже вырастили внуков.
— А откуда взялась телега, что бабушка знала секрет вечной молодости? — фыркнула я наконец.
— Что взялось — телега? А, ну да. Извини, сразу не поняла. Вернее, не въехала. Телега откуда-то взялась. Может, бабушка сама распускала такие слухи. Она любила мистификации.
— Мам, почему мы ее не искали? — спросила я.
Момент, конечно, был не самый подходящий. Но мне уже трудно было смолчать. Тем более что с такой трепетной натурой, как мама, всегда сложно выбрать подходящий момент.
Она перестала смеяться, но не впала в уныние, как я боялась, просто стала серьезнее.
— Потому что она этого не хотела.
— А как ты думаешь, почему она ушла? И куда?
Мама вздохнула, но ответила:
— Я думаю, именно из-за этого. Она почувствовала, что приходит старость, настоящая, уродливая — с дряхлостью, склерозом, трясущейся губой и текущей слюной, с бессилием и зависимостью от других. Все, чего так боится мой великий писатель. Мама не хотела, чтобы ее такой видели, не хотела быть нам в тягость.
— Но ведь это глупо! — вырвалось у меня.
— Глупо — не глупо… Об этом мы сможем судить, когда сами доживем до такого возраста. А может, она заболела какой-то неизлечимой гадостью и решила не мучить своих близких.
— Но куда же она могла деться? Ведь от старости и болезни не уйдешь.
— Не знаю, Катюш. У нее оставались деньги от дедушки, она могла отправиться в какой-нибудь санаторий за границей. Или поселиться в деревне. В такой ситуации легче принимать помощь от чужих людей.
Про себя я подумала, что поселиться в деревне или за границей бабушка могла бы совершенно легально, не прячась и не окружая это событие тайной. Чем бы ей помешали наши редкие визиты? Ну хорошо, если она решила спрятаться от мира, то пусть бы хоть письма писала или не писала, а получала наши. Почему она, такая умная и добрая, не поняла, что для семьи, особенно для мамы, хуже всего была неизвестность…
— Обещай мне, что ты никогда так не сделаешь, — сказала я после паузы.
Мама посмотрела на меня своими грустными синими глазами: