— Ах, вот как. Ваш долг. Ваш долг — жить с мужеством, и умереть с ним же. Как и мой долг, как и долг моих наследников. Жаль, если кто-то это забыл. Пока я регент королевства, мы не пойдем ни на какие переговоры с колдуном и будем сражаться своими и только своими силами. Иной раз поражение честнее и достойней победы. Вы должны это понимать.
Шепот, проносящийся по залу, стал громче и тревожней.
Айтверн внимательно рассматривал стоявший перед ним бронзовый кубок.
— Иными словами, — наконец произнес он, — вы, лорд мой Эрдер, утверждаете, что охотно обречете всех нас на поражение и гибель во имя декларируемых вами принципов?
— Если вам угодно выставлять все в подобном извращенном свете — да, обреку, — сказал Камбер. Он уже забыл, что Радлер был ему другом, злость вытеснила это воспоминание вместе со всеми прочими. Но одновременно со злостью герцог Эрдер ощущал растерянность. Он уже попросту не понимал, как его соратники могут всерьез рассуждать о тех вещах, о которых они сейчас рассуждали. Они же не купцы, чтобы заключать сделки подобного рода, они воины, а воины не платят за жизнь свободой. Камбер поражался, откуда только взялось охватившее совет безумие. Как можно было не краснея и не отводя глаз говорить подобные вещи?
— Вы готовите подобную участь и своей семье? — дотошно продолжал Радлер. — Мне кажется, что ваш сын не разделяет высказанного вами мнения, и присутствуй он здесь, охотней поддержал бы меня, а не вас.
Будь это ложью, Эрдер с удовольствием заставил бы наглеца ответить за нее всей кровью, что у того нашлась бы. Но к сожалению, Айтверн говорил правду. Камберу не осталось ничего иного, кроме как пожать плечами:
— Отцы имеют право решать за детей, ведь именно они породили их на свет. Для Элтона будет уместней умереть, не опозорив себя и семейного имени.
— Не могу вас понять, — пожаловался Айтверн, сплетая пальцы замком. — Вы и я — прошлое, а наши дети — будущее. Как прошлое может отправлять будущее в могилу? — Неожиданно он перешел на Высокое Наречие: — Брат, неужели ты не понимаешь, что творишь? — Голос герцога Запада был тих.
— Радлер, — регент неожиданно запнулся. Он не знал, что сказать. — Радлер… Я не бездушное чудовище, каким ты, наверно, меня возомнил. Правда. Просто… Просто иногда лучше не побеждать. Если мы пойдем на это… Это будет хуже, чем полный разгром. Мы перестанем быть самими собой. — Он помолчал, прежде чем перейти обратно на язык северных народов, принятый в его стране. — Господа Совет! Мое решение окончательное и обжалованию не подлежит. Ни ныне, ни впредь мы не будем иметь с господином Ретвальдом никаких сношений. Таково слово регента.