«Так дальше продолжаться не может», — сказал я самому себе, засовывая счета в карман.
Без десяти четыре я въезжал в ворота на Карусельной площади.
В адъютантском зале я наткнулся на Бачиоки.
— Император простужен, — объявил он мне. — Он не выходит из своих покоев и приказал проводить вас к нему, как только вы приедете. Пожалуйте!
Его величество, на котором была куртка с бранденбургами и широкие казацкие шаровары, мечтал, сидя у окна. За стеклом мелькала в неверном свете мелкого теплого дождя бледная зелень тюильрийских садов.
— А, вот и ты! — Сказал Наполеон. — Возьми папиросу.
Вчера вечером вы, кажется, немало, напроказили с Грамон-Кадерусом в «Chateau des Fleurs».
По моему лицу скользнула самодовольная улыбка.
— Как, вашему величеству уже известно?
— Не все, но— кое-что…
— А известно ли вашему величеству последнее бонмо Грамон-Кадеруса?
— Нет, по ты мне расскажешь…
— Так вот. Нас было пять или шесть человек: я, ВьеАь Кастел, Грамон, Персиньи…
— Персиньи? — заметил император;. — Он нехорошо делает, что водится с Грэмоном после всего того, что в Париже рассказывают о его жене.
— Совершенно верно, государь… Итак, Персиньи, как это вполне понятно, находился в. возбужденном состоянии.
Он стал нам говорить о неприятностях, которые ему причиняет поведение герцогини.
— У этого господина совсем нет такта, — сказал император, пожимая плечами.
— Совершенно верно… Так вот, ваше величество, знаете ли вы, что Грамон изрек ему прямо в физиономию?
— Что?
— Он ему сказал: «Господин герцог, запрещаю вам в моем присутствии дурно отзываться о моей любовнице».
— Грамон пересолил, — проговорил, задумчиво улыбаясь, Наполеон.
— Такого же мнения, государь, были и мы все, в том числе Вьель-Кастель, хотя он был восхищен выходкой Грайона.
— Кстати, — сказал мне император, помолчав, — я позабыл тебя спроcитъ, как поживает графиня Ведовская?
— Она вполне здорова, ваше величество Благодарю вас, государь.
— А Клементина? Все так же мила?
— Да, государь. Но…
— Кажется, Барош от нее без ума?
— Я весьма этим польщен, государь. Но слава этой победы начинает меня тяготить.
И я извлек из кармана полученные мною утром счета и разложил их перед императором.
Он взглянул на них с рассеянной улыбкой.
— Пустяки… Всего-то… Этому горю можно помочь, тем более, что ты должен оказать мне одну услугу.
— Я всецелo в вашем распоряжении, государь. Император позвонил.
— Попросите ко мне Мокара, — приказал он. — Я простужен, и Мокар все тебе объяснит, — прибавил он, обращаясь ко мне.
Вошел личный секретарь Наполеожа.
— Вот Беловекий, Мокар, — оказал император. — Вы знаете, чего я от него жду. Поговорите с ним.