Живой…
Живой, потому как мне холодно. После того как меня всего извазюкали мокрой тряпкой.
Живой, только вот мое сознание мне с кем-то изменяет. Ничего не помню. Бред голимый. Сны доктора Фрейда под тусклой ''лампочкой Ильича''…
Ужаснах… Я не могу вспомнить кто я такой. Но ясно осознаю, что нахожусь не в своем теле в очень странном месте. ''Мы рождены, чтоб Кафку сделать былью…''
А в комнате реально холодновато. На окнах изморозь. ''Он рисует на стекле пальмы, елки, пряники. Говорят ему сто лет, а шалит как маленький…''. Зима. Прямо, Новый год. А я тут голый лежу весь уже в гусиной коже. Обсох уже после отмывки теплой фланелевой тряпочкой. Пора бы и одеться… А шалит Дед Мороз. О! Вспомнил, однако. Не все знать потеряно.
Хеппи нью и-и-ир!
Хеппи нью и-и-ир!
Только снегурка от меня сбежала.
Ага… Вот и халат больничный из толстой бежевой байки. Обшлага и воротник шоколадного сукна. На воротнике еще белый воротничок навыпуск пришит, сменный, чтоб сукно не залоснить. Попробуй до него с загипсованной ногой дотянись… Опа! Получилось. Дотянулся. Прихватил за кончик и утянул, протащив по деревянным решеткам на полу. Обгаженное исподнее брать не стал.
Кстати, а почему зима, когда мы девятое мая праздновали?
Кто мы?
И что такое ''девятое мая''? Почему так значимо?
Дурдом! А внутренний голос еще и подкалывает, что дурдом-то, как дурдом, образцово-показательный, между прочим. Имени Клары Цеткин, как водится. А буду дурковать, то окажусь уже в самой настоящей психушке. С решетками на окнах и здоровенными санитарами шуток не понимающих. Оно мне надо?
В четыре приема принял вертикальное положение. Гипс справился, когда я на него наступил — боли не было. Но рисковать я не стал, устаканился на одной ноге, надел халат в рукава и затянул концы пояса этой больничной одежки. Почему больничной? А какой он еще может быть? Только казенный и больничный халат этот. На внутренней стороне правой полы штамп фиолетовый. Квадратный. На нем надпись чуть свезенная ''1-й Комм. Красноарм. Госп.''.
А халатик-то по размеру. Как на меня шили. Абрам, где шили тебе этот костюм? В Париже. Это далеко от Жмеринки? Полторы тысячи верст. Надо же… такая глушь, а так хорошо шьют. Что такое Жмеринка и что такое Париж? Пока не узнаю лучше такой анекдот никому не рассказывать. Может статься не кошерно.
А вот вода в графине. Хоть и задумалась протухнуть, но кошерно, как бог есть, кошерно и даже насладительно. Это ж, сколько времени меня не поили?
— Молодой человек, что вы себе позволяете тут? — в помещение порывисто влетел пожилой уже доктор, с несколько излишней полнотой, с пузцом и продолжил мне одышливо выговаривать. — Это же уму непостижимо…