6. Степан Матвеев, Барселона, 9 июля 1936 года, пятница
Его разбудил шум выстрелов. За окном, казалось, на той самой улице, где располагался отель, раздавалась заполошная пальба. И стреляли, как сейчас же понял Степан, отнюдь не из пистолетов и револьверов.
«Что за черт?!»
Если он не ошибался — а с чего бы ему, спрашивается, ошибаться? — сегодня с утра было 9 июля… Пятница и… да, все верно: перед тем, как проснуться он слышал сквозь сон колокольный звон, но мятеж-то случится только семнадцатого!
«Или восемнадцатого…» — На всякий случай Матвеев скатился с кровати вниз и, опрокинув на пол стул со своей одеждой, стал одеваться. Надо сказать, натягивать брюки, лежа на спине, та еще работа, но надевание рубашки и повязывание галстука относились, по-видимому, уже к элементам высшей акробатики. А между тем, по городу стали лупить из пушек. Во всяком случае, на слух Степан этот грохот определил именно так, но он мог и ошибиться. В конце концов, ни Матвеев, ни Гринвуд в армии никогда не служили и на войне не были.
Приведя себя в некое подобие «божеского вида», Степан выполз из номера в коридор, где ошивалось уже несколько постояльцев обоего пола и разной степени вменяемости. Женщин в дезабилье, впрочем, не наблюдалось, а жаль: в соседнем номере обитала весьма интересная особа, и, если ухаживать за ней Матвеев не собирался, то посмотреть «под шумок», как она выглядит без лишних тряпочек, ни в коем случае не отказался бы. Однако не судьба. Барышня тоже была в коридоре, но то ли одевалась она быстрее Матвеева, то ли спала, не раздеваясь, но сейчас одета со всею тщательностью, какую можно и должно требовать от благовоспитанной испанки.
— Доброе утро! — Сказал Степан по-французски и, на всякий случай, убрался в простенок между двумя дверями. — Кто-нибудь в курсе, что здесь происходит?
Но, разумеется, никто этого не знал.
«Черт!» — Матвеев двинулся короткими перебежками к лестнице, стараясь при этом как можно меньше времени находиться в створе дверей, ведущих в комнаты, выходящие окнами на проспект. Поймать шальную пулю ему совсем не улыбалось, а стрельба на улице все никак не прекращалась.
Добравшись до лестницы, он осторожно спустился на первый этаж, но выходить в фойе не стал — большие окна делали это место небезопасным, а рисковать без надобности Матвеев полагал совершенно излишним. Особенно сегодня.
«В особенности теперь…» — И только подумав так, Степан сообразил вдруг, какое у него, несмотря ни на что, хорошее настроение. Он с ним, с этим настроением, проснулся, и испортить его не могли и не смогли ни вспыхивающая тут и там спорадическая стрельба, ни второй уже за последние несколько минут тяжкий разрыв где-то поблизости. Судя по звуковым эффектам, стреляли со стороны моря, то есть, скорее всего, с миноносца, горделиво дефилировавшего вчера вечером вдоль побережья. Но даже это странное событие никакого очевидного эффекта на Матвеева, как выяснилось, не произвело. Открытие это — почти откровение — оказалось столь неожиданным, что Степан даже остановился сразу и присел на ступени лестницы, временно приостановив так и не начавшуюся еще на самом деле рекогносцировку.