Дослушали молча, тем более что Ицковичу эта мелодия тоже нравилась.
— С детства люблю Мирей, — сказала Таня.
— Я не понимаю французского, но вроде она и не по-французски пела?
— По-немецки, но со страшным акцентом — улыбнулась Таня.
— Ты говоришь по-немецки?
— Практически нет. Читаю, понимаю если не быстро говорят. Это второй язык в университете был, если еще латынь не считать… — глаза Тани заискрились. Очевидно, что-то веселое вспомнила.
— По-немецки я тоже не понимаю, о чем Танго? — Спросил Олег. — Нет, я понимаю, о любви, разумеется, но хотелось бы подробностей.
Таня негромко напела:
Bei einem Tango, Pariser Tango
Ich schenke dir mein Herz beim Tango
Die Nacht ist blau und süß der Wein,
wir tanzen in das Glück hinein,…
«Надо же, как похоже! Вот только акцент тут не французский, хотя тоже «страшный»… нижегородский…» — Подумал улыбаясь Олег.
А Таня перевела:
В танго, в парижском танго,
Я подарю вам сердце в танго,
А ночь синяя, и сладкое вино,…
— В общем: мне очень хорошо, я счастлива, и «остановись мгновение»!
— Здорово, — совершенно искренне прокомментировал ее тихое пение Олег. Ты просто талант все-таки! И напрасно ты про мультики!. А серьезно, петь никогда не пробовала?
Татьяна засмеялась.
— Пробовала, в школьном хоре, и даже сольфеджио занималась, но в восьмом классе голос понизился, да и, как сказала наша учительница пения: «хороший голосок, но не сильный»… То есть — бесперспективняк! — добавила Татьяна.
— Как, как? — Споткнулся на слове Ицкович. — Я такое и с поллитром не выговорю!
Тут Таня совсем уж захохотала:
— Это из курса актерской речи — быстроговорки!
— Э?..
— Скороговрки. — Сжалилась Таня, ну может, помните… помнишь: «На дворе трава на траве дрова».
— А!
— Ну, а это из новорусских: Карл у Клары украл доллары, а Клара у Карла — квартальный отчёт; на дровах братва, у братвы трава, вся братва — в дрова; регулировщики регулярно регулировали регуляторы…
— Понял, понял — хватит! — Взмолился Олег. — У меня даже слушать — зубы сводит!
В четыре часа дня Олег поднялся на третий этаж дома, стоящего на углу улиц Рыбна и Тын, и уверенно позвонил в дверь, оббитую черным дерматином. Прошло около минуты, и за дверью послышался невнятный шум, мелькнул свет за стеклом глазка, и…
— Ты? — Выдохнул Людвиг, открывая дверь и по-дурацки тараща глаза.
— Нет, — без улыбки ответил Олег. — Тень отца Гамлета.
— Что-то случилось? — Людвиг был старше Баста и имел немалые заслуги перед движением. Однако времена, когда надо было драться с боевиками Тельмана на улицах Ульма или громить штаб-квартиры левых профсоюзов в Штутгарте уже прошли, а новые времена требовали совсем иных способностей. Соответственно, и не блиставший ни умом, ни образованием Людвиг Бергман, ни на какой серьезный карьерный рост рассчитывать не мог. И вот удача — его послали в Прагу окучивать пока мало интересующую Гитлера фигуру Гейнлейна, а фон Шаунбург — птица совсем иного полета — об этом «случайно» узнал.