— Кстати, об именах и романтических историях. Бейли сказал мне, что ты пишешь под псевдонимом. Меня терзает любопытство.
Ферн громко застонала и погрозила кулаком в сторону дома Бейли:
— Будь проклят твой длинный язык, Бейли Шин. — Она с опаской посмотрела на Эмброуза. — Ты решишь, что я какая-нибудь маньячка. Но запомни: я придумала это альтер эго, когда мне было шестнадцать, а тогда я и правда была чуточку не в себе… Ладно, сейчас я тоже одержима.
— Чем? — не понял Эмброуз.
— Тобой…
Ферн уткнулась лбом ему в грудь, произнося это, но Эмброуз все равно услышал ее глухой ответ. Он рассмеялся и приподнял ее подбородок, чтобы видеть лицо:
— Я все еще не понимаю, какое отношение это имеет к твоему псевдониму.
Ферн вздохнула:
— Эмбер Роуз.
— Эмброуз?
— Нет, Эмбер Роуз!
— Эмбер Роуз? — пробормотал Эмброуз.
— Да, — тихо-тихо ответила Ферн.
Он долго смеялся, а когда успокоился, прижал Ферн к подушкам и нежно поцеловал. Сейчас он не был настойчивым: боялся к чему-либо ее принуждать, куда-то спешить. Но Ферн сама подалась ему навстречу, забираясь маленькими ладошками под ткань футболки. Он застонал; ему, конечно, хотелось большего. Ферн стянула с него майку: ей тоже не терпелось стать ближе, еще ближе. От ее запаха, дыхания и прикосновений нежных губ Эмброуз терял голову. Но тут он довольно сильно ударился затылком об изголовье кровати — и распаленный рассудок чуть прояснился. Он встал и поднял футболку с пола.
— Я должен идти, Ферн. Не хочу, чтобы твои отец застал меня в постели дочери полуголым. Он меня убьет. А твой дядя ему охотно поможет. Знаешь, я по-прежнему боюсь тренера Шина, хоть я теперь и в два раза больше него.
Ферн что-то пробормотала, явно протестуя, потянулась к нему и схватила за ремень. Эмброуз рассмеялся и, покачнувшись, оперся рукой о стену. При этом случайно задел канцелярскую кнопку, и та упала куда-то за кровать. Эмброуз подхватил слетевший листок бумаги и взглянул на него. Невольно он начал читать быстрее, чем задумался, дозволено ли ему это.
Если мы — создания Божьих рук,
Он смеялся, нас всех творя?
Над ушами, которым неведом звук,
Над глазами, что смотрят зря?
Над ногами, что сделать не могут шаг
И не смогут уже вовек?
Завиток кудрей — это чей-то знак?
Где тут Бог, а где человек?
Если он придумал меня такой,
Он обязан держат ответ.
Для чего был вылеплен облик мой —
Или смысла в нем вовсе нет?
Я — досадный сбой, череда помех;
На беду, зеркала не врут.
Если это кара за прежний грех,
Почему я не помню суд?
Неужели скульптор наш близорук,
Или эти догадки зря?
Если мы — создания Божьих рук,