Лада еще немного позлилась. Потом отправилась на кухню и щедро намазала маслом большой кусок мягкого белого хлеба. Любой психолог сказал бы, что она заедает стресс и жизненную неудовлетворенность. Она же была уверена, что восполняет калории, потерянные в неприятном телефонном разговоре. После прочитала пятьдесят страниц из истории французской революции и, почистив зубы ровно три минуты, легла спать. Перед тем как уснуть, поежилась. Было прохладно, но взять одеяло потеплее не могла. Уже наступил апрель. И с апреля по октябрь полагалось накрываться одеялом полегче. А еще позавчера чувствовала себя совершенно разбитой и позволила себе на ночь выпить чай с вареньем, от чего, конечно, вспотела. Постельное белье теперь было явно несвежим, но менять его необходимо в субботу. «В субботу», – сказала себе Лада и уснула, чрезвычайно довольная своей стойкостью и непоколебимостью.
В здание суда на следующий день судья высшей категории Череницкая Лада Андреевна – дама строгая, дочь известного адвоката, совершенно не склонная оправдывать кого-либо, прибыла, как обычно, вовремя – ровно за пятнадцать минут до начала первого слушания. Запас времени нужен был вовсе не для того, чтобы выпить кофеек и посплетничать с коллегами. Лада включала компьютер и пять минут читала важные новости. Еще пять просматривала почту, чтобы понять, сколько времени понадобится посвятить переписке по окончании назначенных на сегодня процессов. И последние пять просто сидела с закрытыми глазами и наслаждалась тишиной. Это были последние мгновения безмятежности и покоя, где все друг друга любят и не имеют друг к другу никаких претензий. То есть Лада любит Ладу и не хочет в ней ничего менять. Она дышала глубоко и ритмично, пытаясь дыханием забрать в себя тот запас гармонии, который позволит выдержать людские дрязги и вопли, что ворвутся в ее жизнь вместе с началом очередного рабочего дня.
Первое заседание вышло таким, какие Лада любила больше всего. Это были такие дела о расторжении брака, которые попадали в ее ведение из мировых судов только потому, что один из супругов не хотел расходиться и поэтому сознательно тянул время, ходатайствуя о переносе слушания. Здесь люди не имели друг к другу никаких материальных претензий. Напротив, та сторона, что желала свободы, готова была откупаться как угодно и чем угодно. А другая говорила, что ей ничего не нужно, «был бы милый рядом». Милым сегодня был толстый плешивый дядька с дрожащими руками и оторванной пуговицей на мятом пиджаке. Он громко хлопал по кафедре потной ладошкой (почему-то Лада была уверена в том, что она потная) и требовал объяснить «этой женщине», что пламя желания быть рядом с ней в нем погасло навсегда. Ответчица – худосочная, пергидрольная блондинка – прижимала платочек к заплаканным глазам, хлюпала носом и требовала время для примирения. При этом обращалась вовсе не к Ладе, а к мужу. Тянула руки и шептала: