— Становись на колени, казак, и читай молитву: отмучился ты, скоро предстанешь пред светлые очи Отца нашего Небесного, — обратился атаман к пленному.
— Он не может стать на колени, батьку, у него колени разбиты, — объяснил я заминку со стороны пленного.
— Читай стоя, — не стал возражать атаман. Пленный беззвучно, одними губами прочитал «Отче наш» и трижды перекрестился.
— Пусть простит тебе Господь твои грехи, — промолвил атаман и выразительно кивнул мне.
Вот почему-то я был в этом заранее уверен, что из всех стоящих рядом он выберет именно меня. Одним слитным движением я выхватил кинжал и воткнул пленному в пустую глазницу, одновременно протягивая дальним концом клинка вдоль всей затылочной области. С негромким хрипом, уже мертвый, он упал нам под ноги. Не знаю, что за испытания мне атаман устраивает и что он увидеть хочет, но, как говорил один умный человек, не знаешь, как быть, — будь самим собой. Почистив кинжал о жупан покойника и вложив его в ножны, стал ждать дальнейших распоряжений.
— Закопайте его и приходите: каша поспела, — распорядился атаман, в очередной раз с веселым интересом разглядывая меня, и отошел к костру.
Стащив с покойника сапоги и уложив его в яму, я достал из рукава его жупана красную китайку, которую заблаговременно запрятал туда. Руки его были примотаны, так что потерять ее было трудно. Накрыв ему лицо, вылез из ямы и, глядя на неподвижных Демьяна и Давида, посоветовал им идти к костру, тут, мол, сам справлюсь. Давид, очнувшись, начал засыпать, а Демьян сверлил меня ненавидящим взглядом. Несмотря на все мои попытки наладить с ним отношения, он продолжал меня ненавидеть с жаркой, безответной страстью. И чем больше появлялось доказательств, что Оттар получил за дело, тем жарче становились его чувства. Это очень характерно для людей — винить в своих проблемах кого угодно, только не себя. Наконец он не выдержал и злым шипящим голосом негромко сказал:
— Что, понравилось тебе, Богдан, безоружных казаков резать?
— Нет, не понравилось, — коротко, стараясь не вступать в дискуссию, ответил ему.
— А по тебе не скажешь, рожа довольная, что с казака сапоги стащил!
— Он эти сапоги, как и твой друг Оттар, заработал, продавая наших девок татарам в неволю. Что-то больно ты таких казаков жалеешь, Демьян. И что ты мне на ухо шипишь, точно змея? Идем к казакам — скажешь, что у тебя на сердце, пусть товарищество нас рассудит.
— То никого не касается, только нас двоих!
— Забыл ты, видно, что не на гулянке мы с тобой, а в походе, и какая кара за разбрат в походе положена, видно, тоже забыл. Последний раз тебя прошу, Демьян, по-доброму прошу: попридержи свой язык. Следующий раз откроешь свой рот — доложу атаману.