— Мать, она все знала, еще когда Богдана яйцом откатывала. Ни ты, ни я про то не знали, а она уже знала, что будет две души в одном теле. И видела она таких, как мы, достаточно, сама мне рассказывала. Так что зря ты меня попрекаешь, ничего нового она не выведала.
— А как ты Богдана лечить будешь, тебя не выспрашивала?
— Нет, так откуда бы она то узнала?
— А кто ее знает… Только от нее ничего на сердце не спрячешь: все сразу видит, словно мысли твои слышит, а может, и слышит, разное про нее говорят… Тогда мне скажи, как ты Богдана лечить будешь: опасно ли это? Может, лучше оставить все как есть…
Мы очень редко на самом деле разговариваем с женщинами. Чаще всего мы их слушаем или делаем вид, что слушаем, часто молча выполняем, чего от нас хотят. Или говорим им комплименты, хвалим за все на свете, за то, что они сделали или думают сделать, а особенно за то, чего они не сделали, да и не надо…
Но в те редкие моменты, когда ты действительно разговариваешь с женщиной, ты не перестаешь удивляться, с каким мастерством они перескакивают с одной темы на другую, как легко и непринужденно закручивается вязь разговора в немыслимые кружева, и как быстро ты перестаешь понимать, о чем вообще был этот разговор.
— Э… Как бы это тебе так объяснить, чтобы без мата…
— Так можешь и с матом, нашел чем удивить. У вас, мужиков, без него и два слова вместе не сойдутся, — сразу среагировала мать. Хорошая реакция, это у нас семейное.
— Ты не воспринимай все так буквально, это у меня просто присказка такая: когда не знаю, что сказать, я думаю, как тебе все рассказать, чтобы ты поняла…
— А так и говори, как есть, — чай, не дура, разберу, что к чему. Только слов мудреных поменьше говори.
— Ну, тут уж как получится, извиняй: чего не поймешь, спрашивать будешь. Первым делом должны вы мне рассказать, как дело было, где Богдан был, когда резня у вас в усадьбе началась, что он видел и кто его в дом забрал. Потом поехать нам туда надо, хорошо было бы, чтобы и ты поехала, на месте все показала и рассказала, да не знаю, отпустит ли тебя батя.
— А я его и спрашивать не буду. Поживут у нас Оксана со Степаном, приглянут за ним, пока нас не будет. — Мать все проблемы решала быстро и эффективно, в наше время она бы преподавала кризис-менеджмент.
— Ну и казаков с собой взять надо. Дорога дальняя, люди злые обидеть нас могут, надо подмогу взять, вдвоем много не навоюем. Ну а если казаков с собой брать, то придется зарезать кого-то. Кто в такую даль захочет ехать просто так. А если зарезать кого-то надо — другое дело, каждый помочь захочет. Так что обмозговать все добре придется: куда ехать, как ехать, кого зарезать, сколько народу нужно. Даст Бог, целое там все стоит в вашей усадьбе, как и было. В чем наша задача? Поставить Богдана там, где он тогда стоял, пять лет назад, чтобы он вспомнил все. Называют это «конфронтация с местом события». Беда в том, что Богдан о том помнить не хочет, живет тем, что он раньше знал, и ведет себя так, как он себя раньше вел. Как будто не было того дня, не видел он той крови и тех, кого убивали. Так и живет маленьким, этот день для него не наступает, значит, и помнить нечего. Вот когда он вспомнит все, переживет этот день, так сразу и взрослеть начнет.