— Буду, — тут я рассердилась. — Я же, чтобы тебя найти, сбежала! Ты хоть знаешь, что меня собираются за Блудсворда выдать? Из-за тебя!
Он тоже рассердился:
— А я тут при чем? За Блудсворда? И правильно! Он тебя научит вести себя прилично.
— Да, он тоже про это говорил. Обещал показать, что такое боль.
Саймон помрачнел:
— Так и сказал, да? Вот сволочь!
Мой брат может иногда казаться глуповатым. Но у него доброе сердце. И он — один из немногих, кто действительно слышит меня.
— Не хочу домой, — с тоской сказал он. — Я любовь всей своей жизни встретил, а ты…
— Хороша любовь! Образина болотная. Что ты в ней нашел?
— Ты маленькая еще. Подрастешь — поймешь.
Я старше Саймона на год, но такое чувство, что он все время об этом забывает. Это потому, что он наследник.
— Надо идти, — сказала я. И не тронулась с места.
— Надо, — он вздохнул.
А потом мы сели на бревнышко. Отдохнуть. Ненадолго.
* * *
Отметину я нашла, когда переодевалась.
Шрам цвета спекшейся крови, чуть выпуклый на ощупь. Он рассекал грудь напротив сердца ровной чертой. Вторая черта, покороче, шла наискось. Перекошенный крест.
— И вот к чему это опять, а? — возмущенно спросила я в пространство.
Никто не ответил.
Элисон
Все было напрасно, потому что мы проиграли тяжбу.
Бывший священник, которого приволок дядя Грегори, поклялся в суде, что был лишен сана, когда проводил свадебный обряд над моими родителями. И мать разом из почтенной вдовы превратилась в стареющую содержанку, а мы все — в горстку бастардов.
Как будто этого было мало, дядя — великий мастер пачкать все, к чему притрагивается, — изящно намекнул в своей речи, что я — вообще не дочь своего отца. Мол, и внешне непохожа, и разум мой блуждает в тумане, а у Майтлтонов всегда было отменное душевное здоровье, да и мало ли с кем могла крутить шашни актриска из разеннского бродячего театра до того, как ей посчастливилось подцепить стареющего аристократа?
Он давно распускает мерзкие слухи. Я не знаю, как противостоять им, поэтому пытаюсь делать вид, что выше подобных гадостей. Дядя — искусник мешать правду с ложью и делать скользкие намеки. Я и правда пошла в мать. Но насчет «отменного душевного здоровья» Майтлтонов ему стоило бы помолчать. Как раз мой недуг убеждает меня, что я дочь своего отца, верней любого сходства. Грешно говорить так про своего родителя, но последние годы жизни папенька представлял собой жалкое зрелище. Трусливый, издерганный, нервный старик.
Он был уверен, что все вокруг, особенно близкие люди, желают его смерти. Требовал, чтобы мы пробовали еду вперед него. Ходил по стеночке, постоянно оглядываясь. И не дай боги кому случалось приблизиться к нему сзади так, чтобы он не услышал. Полдня скандалил.