Помощь принимаю. Поднимаюсь. Красавица почти моего роста, грудь большая, высокая. Ну не могу я контролировать определенные части своего тела! А она смотрит и улыбается. Я, понятное дело, после пережитого удара уже и не знаю как себя вести. Решил не заморачиваться.
— Где моя одежда? — Спрашиваю. Она вышла за дверь и вернулась с полным комплектом: синими штанами, рубашкой какого-то неопределенного цвета, ближе к красному и кожаными полусапожками. Еще пояс Луция с ножом прихватила и что-то для себя, вроде платья.
— Надень. Это одежда Адальгари, моего брата. — «Знакомое имя. Не того ли галла, чей плащ я по глупости носил?».
— Спасибо, — отвечаю, и начинаю раздумывать, как расспросить эту валькирию о других моих вещах. Ведь если Адальгари тот самый, то, обнаружив его фибулу в моих вещах, девушка начнет задавать вопросы. — А мой мешок?
— Испорченная еда? Я отдала ее свиньям. Там было что-то дорогое для тебя? Или тебе нужен сам мешок?
— Прости. Не важно, что с ним. Как тебя зовут? — «Вещдок исчез. Это к лучшему» — думаю.
— Гвенвилл, дочь Хундилы. — «Ну, точно Адальгари — тот самый галл. Умеют Боги сыграть», — от этой мысли, наверное, что-то на моем лице изменилось. Гвенвилл, заметив смену моего настроения, обеспокоилась. — Что с тобой?
— В голове помутилось, — оправдываюсь, натягивая штаны.
— Это ничего, я думала, что болеть будешь долго. Ты быстро поправился. Как тебя звать? — «Как назваться? Скажу правду — может, боком выйти: Адальгари не вернется. Искать будут. Кто-то может и узнает, что был в Этрутии центурион, видели его в плаще с приметной фибулой на плече».
— Не помню. — Поскольку после ее вопроса, задумался я крепко, мой ответ Гвенвилл не удивил.
— Позволь называть тебя Алаталом. Ведь ты определенно наделен жизненной силой. Я дочь друида, знаю. — Она заносчиво подняла голову.
Все бы нечего, но на Гвенвилл по-прежнему ничего не было надето, кроме плаща, конечно, которым она даже не пыталась скрыть от моих глаз себя.
Ее горделивая поза с высокоподнятым подбородком, отброшенный за спину плащ: выставленное на показ прекрасное тело девушки, снова пробудило во мне только угасшее желание. «Назовите хоть горшком, только в печь не ставьте», — подумал я и согласился.
— Зови. Только надень что-нибудь на себя. — Гвенвилл молча и совершенно естественно, без ужимок, свойственных в таких случаях поведению женщин, отбросила бесполезный плащ в сторону и надела через голову белое, с зелеными вертикальными полосами платье, отороченное бахромой.
— Так лучше? — Спросила, обворожительно улыбаясь.