За обедом солдаты подшучивали друг над другом, в общем — все как обычно, будто ночью ничего и не произошло. Септимус повеселел и решил, что правильно сделал, отомстив, убийце Алексиуса.
Когда на небе появились первые звезды, на обочине будущей дороги уже лежали ровными рядами камни. Завтра этими камнями солдаты вымостят подготовленный сегодня участок дороги. После недолгих сборов манипула Септимуса направилась к городу.
У городских ворот стражник сделал знак остановиться. Септимус подошел к нему и, уперев руки в бока, повел головой так, что хрустнули шейные позвонки. Он сделал это намеренно, что бы часовой смог получше рассмотреть гребень на его шлеме.
— В своем ли ты уме, что позволяешь себе останавливать нас? Мы весь день работали как мулы!
— Простите центурион. У меня приказ от Консула Прастины для старшего центуриона двенадцатой манипулы. — Липкий страх медленно поднимался откуда-то снизу, сжимая сердце. Септимус, собравшись духом, твердо произнес:
— Я Септимус Помпа младший центурион двенадцатой манипулы, слушаю тебя.
— Консул срочно требует к себе старшего центуриона Мариуса Кезона.
«Как? Как это возможно? Старший центурион манипулы — Алексиус Спуринна!» — Страшная догадка молнией мелькнула и оглушила, словно над головой прогремел гром, — «Консул причастен к смерти Алексиуса». Мамерк, Нумерий, Руфус, Квинтус, Тиберий, Прокулус, друзья стояли за его спиной и все тоже слышали. Септимус повернулся к ним и увидел на их лицах полное равнодушие, — «Неужели они не понимают?»
Стражник воспринял удивление Септимуса по-своему:
— Его нет с вами?
— Он давно уже не с нами, — меланхолично, но достаточно громко, что бы стражник услышал, произнес Руфус. Остальные, кто стоял за спиной Помпы, дружно закивали головами, поддакивая.
— Проходите, — часовой отошел в сторону, пропуская манипулу в город.
Септимус дал команду продолжить движение, а сам задержался, наблюдая за стражником.
Из флигеля, пристроенного к башне, вышел офицер. Стражник, что-то сказал ему, тот запрыгнул на коня, взял под уздцы второго и ускакал в город. «Все верно. Второй конь для Мариуса. Нет никакой ошибки», — Септимус брел за своей манипулой, едва переставляя ноги.
Ему было трудно понять, как после таких почестей оказанных Алексиусу Консулом, в манипулу вернулся Мариус. И не просто вернулся. Раньше он не позволял себе так разговаривать с новобранцами контуберния Помпы. Теперь от пришедшей ясности легче не стало — признание в убийстве молодого центуриона вызвано отнюдь не отчаянием и не желанием досадить, Мариус Кезон знал — за ним стоит Консул.