- Я на это неспособен; а что, конечно, считаю себя вправе говорить об этом всему Петербургу, - отвечал Дубовский, и, так как обед в это время кончился, он встал и, поматывая головой, начал ходить по комнате.
Калинович в свою очередь перешел и прилег на диване. Ему уж начинал надоедать его собеседник.
- Куда ж он деньги девает, когда в таких пустяках считается? - спросил он больше к слову.
Дубовский грустно улыбнулся.
- Мест много для денег, особенно имевши такую страсть к женщинам.
- К женщинам? - спросил Калинович с любопытством.
- Да, - отвечал с прежнею грустною улыбкою Дубовский. - Теперь главная его султанша француженка, за которую он одних долгов заплатил в Париже двадцать пять тысяч франков, и если б вот мы пришли немного пораньше сюда, так, наверное, увидали бы, как она прокатила по Невскому на вороной паре в фаэтоне с медвежьею полостью... Стоит это чего-нибудь или нет?
- О счастливец! - воскликнул Калинович.
- Да-с, он счастливец; но каково другим? От этого гибнет, может быть, русская литература, или потом... Танцовщицу Карышеву знаете?
- Нет, не знаю.
- Тоже на его иждивении, и представьте себе: женщина маленького роста, с толстыми икрами.
- Это хорошо, когда с толстыми икрами, - перебил Калинович.
Дубовский сделал презрительную мину.
- Не знаю, что тут хорошего, тем больше, что с утра до ночи ест, говорят, конфеты... Или теперь... Это черт знает, что такое! - воскликнул он. - Известная наша сочинительница, Касиновская, целую зиму прошлого года жила у него в доме, и он за превосходные ее произведения платил ей по триста рублей серебром, - стоит она этого, хотя бы сравнительно с моим трудом, за который заплачено по тридцати пяти?
- Если она только хорошенькая, так отчего ж не стоит? - заметил Калинович.
- Да, если так смотреть, так конечно! - возразил Дубовский несколько обиженным голосом и снова, покачивая головой, стал ходить по комнате.
- Кто ж у него журналом заправляет, если он все с женщинами возится? спросил Калинович.
- Там у него какой-то Зыков, господин высокоумный, - отвечал с усмешкою Дубовский.
- Какой Зыков? Не из Московского ли университета? - почти воскликнул Калинович.
- Московского университета.
- Боже мой! - продолжал Калинович. - Это старый мой друг и товарищ и отличнейший человек.
Дубовский сейчас же переменил тон.
- Очень хороший, говорят, - подтвердил он, - я, конечно, тогда его не знал; но если б обратился прямо к нему с моим произведением, так, может быть, другая постигла бы его участь.
- Значит, от него все зависит?
- Решительно все от него.