В четыре часа с половиной Полина, князь и Калинович сели за стол. Генеральша кушала у себя в спальне. Прислуживала целая стая ливрейных гайдуков. Кушанье подавалось в серебряной миске и на серебряных блюдах. Обед был на славу, какой только можно приготовить в уездном городе. У генеральши остался еще после покойного ее мужа, бывшего лет одиннадцать кавалерийским полковым командиром, щегольской повар, который - увы! - после смерти покойного барина изнывал в бездействии, практикуя себя в создании картофельного супа и жареной печенки, и деятельность его вызывалась тогда только, когда приезжал князь; ему выдавалась провизия, какую он хотел и сколько хотел, и старик умел себя показать!.. После всякого почти обеда князь, встречая его, не упускал случая обласкать.
- Чудо, прелесть! - говорил он, целуя кончики пальцев. - Вы, Григорий Васильич, решительно талант.
Григорий Васильев при этом мрачно на него взглядывал.
- Не у чего мне, ваше сиятельство, таланту быть, в кухарки нынче поступил, только и умею овсяную кашицу варить, - отвечал он, и князь при этом обыкновенно отвертывался, не желая слышать от старика еще более, может быть, резкого отзыва о господах.
После обеда перешли в щегольски убранный кабинет, пить кофе и курить. М-lle Полине давно уж хотелось иметь уютную комнату с камином, бархатной драпировкой и с китайскими безделушками; но сколько она ни ласкалась к матери, сколько ни просила ее об этом, старуха, израсходовавшись на отделку квартиры, и слышать не хотела. Полина, как при всех трудных случаях жизни, сказала об этом князю.
- О, это мы устроим! - возразил он и тем же вечером завел разговор о кабинете.
- Нет, князь, нет и нет: это лишнее, - отвечала старуха.
- Какое же лишнее, ma tante? Кузине приютиться негде.
- Нет, лишнее! - повторила старуха решительно.
- В таком случае я отделываю этот кабинет для кузины на свой счет, сказал князь.
- Я знаю, что ты готов бросать деньги, где только можно, - проговорила генеральша и улыбнулась.
Она, впрочем, думала, что князь только шутит, но вышло напротив: в две недели кабинетик был готов. Полине было ужасно совестно. Старуха тоже недоумевала.
- Что, князь, неужели ты нам даришь это? - спросила она.
- Дарю, ma tante, дарю, но только не вам, а кузине, мы вас даже туда пускать не будем, - отвечал тот.
- Ах, какой ты безрассудный! - говорила генеральша, качая головой, но с заметным удовольствием (она любила подарки во всевозможных формах).
- Merci, cousin!* - сказала Полина и с глубоким чувством протянула князю руку, которую тот пожал с значительным выражением в лице.