Калинович между тем возвращался домой под влиянием довольно новых ощущений. Более всего произвел на него впечатление комфорт, который он видел всюду в доме генеральши, и - боже мой! - как далеко все это превосходило бедную обстановку в житье-бытье Годневых, посреди которой он прожил больше года, не видя ничего лучшего! Надобно сказать, что комфорт в уме моего героя всегда имел огромное значение. И для кого же, впрочем, из солидных, благоразумных молодых людей нашего времени не имеет он этого значения? Автор дошел до твердого убеждения, что для нас, детей нынешнего века, слава... любовь... мировые идеи... бессмертие - ничто пред комфортом. Все это в душах наших случайное: один только он стоит впереди нашего пути с своей неизмеримо притягательной силой. К нему-то мы направляем все наши усилия. Он один наш идол, и в жертву ему приносится все дорогое, хотя бы для этого пришлось оторвать самую близкую часть нашего сердца, разорвать главную его артерию и кровью изойти, но только близенько, на подножии нашего золотого тельца! Для комфорта проводится трудовая, до чахотки, жизнь!.. Для комфорта десятки лет изгибаются, кланяются, кривят совестью!.. Для комфорта кидают семейство, родину, едут кругом света, тонут, умирают с голода в степях!.. Для комфорта чистым и нечистым путем ищут наследства; для комфорта берут взятки и совершают, наконец, преступления!..
III
На другой день Петр Михайлыч ожидал Калиновича с большим нетерпением, но тот не торопился и пришел уж вечером.
- Ну что, сударь? - воскликнул старик. - Как и где вы провели вчерашний день? Были ли у его сиятельства? О чем с ним побеседовали?
- Что ж особенного? Был и беседовал, - отвечал Калинович коротко, но, заметив, что Настенька, почти не ответившая на его поклон, сидит надувшись, стал, в досаду ей, хвалить князя и заключил тем, что он очень рад знакомству с ним, потому что это решительно отрадный человек в провинции.
- Так, так, палата ума и образованности! - подтверждал Петр Михайлыч.
Настенька только слушала их.
- Вам, видно, было очень весело у ваших новых знакомых; вы обедали там и оставались потом целый день! - сказала она.
Обо всем этом ей сообщил капитан, следивший, видно, за каждым шагом молодого смотрителя.
- Да, я там обедал, - отвечал Калинович совершенно спокойным и равнодушным тоном.
- А я и не знал! - воскликнул Петр Михайлыч. - Каков же обед был? скажите вы нам... Я думаю, генеральский: у них, говорят, все больше на серебре подается.
- Обед был очень хорош, - отвечал Калинович.
- Воображаю! - произнесла презрительным тоном Настенька.