— Вообще-то нет — услышала я грустный голос друга и он тяжело вздохнул — Слушай, Оль, у меня тут такое приключилось, что думается мне, я зря сюда приехал — пожаловался он и замолчал.
— Что, Адам? Что случилось? — мое беспокойство многократно возросло, обретя под ногами твердую почву.
— Да понимаешь, мы вчера с Маринэ и ее друзьями ходили в караоке-клуб, а когда возвращались оттуда уже поздно вечером, наткнулись на каких-то отморозков. Они нам угрожали, разозлили меня по-страшному и я с ними подрался. Давно уже я не впадал в такую ярость. С тех пор как мы дружим, у меня вообще это прошло, а тут опять случилось… — сокрушенно признался мой друг — я не смог вовремя остановиться, потерял контроль над собой и напугал Маринэ до чертиков. Так что у меня есть все основания предполагать, что она теперь и близко меня к себе не подпустит — в трубке послышался еще один тяжелый вздох.
— Сам-то ты как? Цел? — задала я вопрос, который интересовал меня в данную минуту больше всего.
— Да я-то нормально. Что мне сделается? Пара синяков и царапин — это пустяки, они быстро заживут. Меня другое беспокоит: как теперь быть с Маринэ? Вот ведь вроде ничего ей плохого не сделал, даже наоборот, спас от хулиганов, а она после этого боится даже посмотреть в мою сторону. Ну, где здесь справедливость, скажи мне? — устало пожаловался парень.
Я поняла, что Адаму сейчас больше всего нужна моя моральная поддержка, дружеская помощь и толковая консультация и собралась с мыслями, чтобы ему все это предоставить:
— Так. Адам, расскажи мне подробно, что именно увидела Маринэ, а то мне не хватает информации, чтобы придумать, как тебе помочь.
— Да как ты здесь поможешь? — снова грустно вздохнул парень — Тут уж ничего не поделаешь. Все уже случилось. Да я почти ничего и не помню, ты же знаешь, что когда я в ярости, то мало что вижу вокруг. Единственное, что я помню отчетливо до того как совсем успокоился — это когда у меня в глазах слегка прояснилось, и я увидел вокруг себя валяющиеся тела нападавших, а Маринэ смотрела на меня белее простыни от страха и ужаса и с глазами на пол лица…
— Нда… — протянула я — некрасиво получилось. Одно мне совершенно ясно: перед отъездом ты должен обязательно встретиться с ней и все объяснить.
— Что? Зачем это? Не буду я опять извиняться! Я, между прочим, ее защищал, и просить прощения за это не намерен!! — уперся рогом мой друг, упрямо и обиженно засопев в трубку.
— Дружище, не кричи, пожалуйста, а выслушай меня спокойно — попросила я — Маринэ сейчас тебя боится, это правда. И любая бы на ее месте боялась, особенно столкнувшись с этой стороной твоей натуры столь неожиданно, без всякой подготовки. Это вполне естественная реакция нормального человека, у которого все в порядке с чувством самосохранения. Так что не стоит обижаться на Маринэ за это. Вчера у нее был шок, и она проявляла лишь эмоции, подсказанные инстинктом самосохранения. Но сегодня или в ближайшие дни, у нее должен включиться мозг, она все проанализирует и увидит, что ты сделал это ради ее защиты. Так что, думаю, она согласится с тобой встретиться. Однако тебе придется первому ей позвонить и назначить встречу, потому что у тебя нет времени ждать пока она все как следует осознает. К тому же, сама она этого никогда не сделает, так как страх перед увиденным еще слишком силен. Пойми, если ты хочешь сохранить с ней нормальные отношения, то тебе просто необходимо с ней встретиться до отъезда, потому что нельзя, чтобы последним ее впечатлением о тебе оставалось то, что она увидела вчера. Ты должен показать ей, что на самом деле ты нормальный и то, что случилось — кратковременное явление, которое уже прошло. Понимаешь? Не обязательно извиняться, просто продемонстрируй, что ты не превратился в монстра из ее кошмаров, а остался прежним и всех своих внутренних демонов держишь под жестким контролем. У нее отложится это в памяти. И даже если сегодня она не захочет с тобой разговаривать как раньше, в следующий твой приезд она не будет трястись как осиновый лист при мысли, что придется сидеть с тобой в одной комнате. Понимаешь теперь зачем нужно с ней встретиться? — я перевела дыхание, не представляя, насколько убедительно прозвучала моя речь, так как в трубке повисло глубокое молчание. Наконец, друг неохотно признал: