Из-за таких недетских нагрузок, у меня не оставалось сил ни на что, кроме бокса. На учебу я совсем забил и буквально спал на лекциях с открытыми (а иногда и с закрытыми) глазами. Да что там учеба! Даже Оля перестала интересовать меня так сильно, как раньше. Хотя в редкие минуты отдыха, когда мой мозг не был занят ударами и техникой ведения боя, я чувствовал, что мне ее очень не хватает. Поэтому я старался почаще появляться в академии, в разрез с наказами тренера побольше высыпаться, чтобы видеть ее хотя бы там. Я почти совсем перестал уделять ей внимание: о том, чтобы сходить куда-нибудь вместе или о посещении ее квартиры, пришлось забыть. Мы и ночевали вдвоем теперь крайне редко, да и то моих сил хватало лишь на то, чтобы доползти до подушки — я тут же вырубался. Но даже просто засыпать и просыпаться рядом с ней, было не в пример приятнее, чем одному.
Надо отдать Ольге должное: она не жаловалась и молча терпела мой бешеный ритм, навязанный тренером. Правда она в последнее время все более озабоченно и тревожно поглядывала на меня и один раз даже попыталась намекнуть мне, что такие тренировки до добра не доведут. Пришлось объяснить, что хоть мой тренер и кажется безжалостным тираном и извергом, он в спорте уже больше двадцати лет и отлично знает, что делает. И раз он говорит, что так надо для победы, значит так действительно надо.
С Маринэ мы в последнее время не переписывались — у меня просто не было никаких сил еще и ей писать. Да она и сама сейчас была очень занята своим конкурсом по танцам. Похоже, она всерьез вознамерилась там победить и тренировалась для этого не меньше, чем я. Поэтому мы договорились взять тайм-аут в переписке до тех пор, пока каждый не разберется со своими спортивными состязаниями. Оля, узнав об этом, вздохнула с облегчением. Меня это ничуть не удивило: я видел, как тяжело ей давалось писать Маринэ дружеские письма и притворяться, что между нами все осталось по-прежнему. С ее честностью, правдивостью и справедливостью это было все равно, что наступить себе на горло. Даже не просто наступить, а станцевать там джигу! Я ее отлично понимал, мне, как и ей, было противно и неприятно обманывать невесту, но я пока что ничего не мог придумать, чтобы разрешить нашу непростую ситуацию: надо было дождаться лета. Тогда я съезжу домой (или мы с Олей вместе съездим) и переговорю с Маринэ. Надеюсь, я смогу ей так все объяснить, чтобы после этого она меня не возненавидела — не смотря ни на что, мы с невестой как-то сблизились — она мне словно младшая сестра, жалко будет ее потерять.