— Как же защита нашла эту свидетельницу? — спросила я.
— Ларри Дейли, частный детектив, узнал о ней только месяц назад, — сказала Джоан. — Представители защиты получили поручение суда изучить в полицейских компьютерах рабочие журналы и донесения от информаторов. Эрик Бриггс рассказывал мне, что, когда Дейли прибыл в полицейский участок, ему сказали, что у него всего пятнадцать минут на просмотр этих документов и ему не дадут никаких записей. Но он увидел упоминание об этом нападении и запомнил имя и номер телефона этой женщины. Когда он позвонил ей, она сказала: «Я всегда удивлялась, почему полиция ни разу не обратилась ко мне?»
— Какая удача! — воскликнула я.
— А потом у нас появился отпечаток обуви со следами крови, — сказала Джоан. — Это из той квартиры, где произошло нападение 18 декабря, ну когда вбежал Карл Вэнс и наставил на мужчину пистолет. След обуви не принадлежал ни жертве, ни Карлу Вэнсу, а кроме них в этой комнате был только нападавший. Человек из криминалистической лаборатории штата засвидетельствовал, что след оставлен мужской обувью размера 39,5-41. У Тайрона размер обуви 43.
— И никого больше в той комнате не было? — спросила я.
— Это была пустая, свободная квартира. Потом туда заходила полиция, но надо полагать, они-то понимали, что не нужно ступать в лужи крови. — Джоан криво улыбнулась. — Но это меня уже не удивило. Полиция с самого начала работала неумело. Пять преступлений — и они не сумели добыть ни одного, даже малого вещественного доказательства, ни даже отпечатка пальца или нитки от одежды!
— Джоан, — сказала я, стараясь тщательно подбирать слова, — а если и этот состав присяжных вынесет Тайрону обвинительный приговор, изменится ли тогда ваше мнение?
— Нет, абсолютно, — ответила она.
— А что могло бы вас убедить?
Она на миг отвела взгляд в сторону окна, аккуратным наманикюренным ноготком прижала нижнюю губу.
— Если бы у них были какие-либо вещественные, неопровержимые доказательства, я бы изменила свое мнение. Но у них ничего нет, у них не было ничего на первом судебном процессе, и три года спустя у них по-прежнему ничего нет. Считается, что с каждым следующим судебным разбирательством обвинение должно становиться более жестким, так как они изучают стратегию защиты и располагают временем для укрепления своего подхода, но у них ничего нет. Ни-че-го.
— Вы думаете, Тайрон будет оправдан?
Джоан вздохнула:
— У нас новый свидетель и кровавый след обуви. Третья жертва в ходе этого процесса еще более настойчиво заявляла, что в своем опознании Тайрона она не уверена. Но я смотрю на присяжных и вижу такие же выражения лиц, какие были тогда в нашей комнате присяжных… не прислушивающиеся, упертые, заранее считающие подсудимого виновным. Это такой тип людей, которые, скрестив руки на груди, говорят: «Ну, давайте, убеждайте меня в его невиновности!» Но ведь так быть не должно. Эта судебная система как будто бы основана на презумпции невиновности, вину подсудимого необходимо доказать. Но то, что мы повсюду наблюдаем на самом деле, свидетельствует о другом. Подозреваемый только заходит в зал суда, а в сознании людей уже сложилось мнение: «почему он оказался в суде, если он невиновен?» — Она покачала головой. — Боюсь, самое большее, на что мы можем надеяться, — это что состав присяжных не достигнет согласия.