В памяти всплыли каменные своды, горящие факелы, бледное лицо Пашки, оттененное белоснежным воротником. Высокие сапоги, боевая шпага. Такая…старинная. Его мама, Вероника Евгеньевна, ее преподаватель истории — в длинном платье. И прическа. Так, наверное, в восемнадцатом веке ходили. Или в девятнадцатом? Бред!
А потом — он. Эдвард. Синие, холодные глаза. Лежит на белых простынях, волосы стянуты сзади. И в переходе на Невском. Бродячий музыкант? Голос…Его голос! Шляпа, шарф и перчатки без пальцев, но вязаные, все это так нелепо летом! Щетина, волосы растрепаны…Кадр!
Да что ж это такое! Что за ерунда с ней творится последнее время? Она сходит с ума? Кто-то что-то подсыпает в еду или питье? Кто? Зачем? Она ест дома. Кофе, сок, только в столовой института или кафе спорткомплекса. У нее отец — сотрудник ФСБ. Может, это как-то связано с ним? Надо понять, где она. Как здесь оказалась.
Голова закружилась. Замутило. Перед глазами снова падает Павел, и тонкая струйка крови бежит, затекая в трещинку на асфальте.
Гнев. Гнев обрушивается на нее девятым валом.
Она не позволит! Никому. И ни за что! Кто бы это ни был, какой бы силой ни обладал — она вырвется!
Замотала головой, отгоняя слезы. И вдруг, сквозь их пелену, поймала свое отражение в боковом зеркале мотоцикла.
И показалось… Или нет? Мелькнуло. Белый песок, по которому она любила писать кончиком шпаги стихи, а утром, проснувшись, записывать их в тетрадку. Море, что так манило синевой…
Не время думать об этом. Сейчас, когда шум прибоя заглушил рев мотоцикла, когда ветер, целуя, старается оторвать тебя от похитителя. Когда все внутри поет: «Свободна!»
— Свободна! — закричала девушка из последних сил и… упала на песок.
Приподнялась на локтях. Взвизгнула от того, что море обдало ледяными солеными брызгами. Странная смесь ужаса и счастья от того, что вместо спины, затянутой в черную кожу — море, небо, белые скалы. Мир ее сна. Она…спит?
Тая услышала долгий болезненный стон. По позвоночнику ледяной змеей пополз страх.
«Шпагу бы…» — подумала девушка, и представила ее себе: легкую, по руке. С простой гардой, убийственно острую. Не спортивную. Боевую.
Она тянулась, но никак не могла достать до шпаги, возникшей на глазах из ниоткуда. Думать, как же это произошло, было некогда. В голове, сквозь дурноту и боль — голос:
«Сюда-сюда-сюда… Помоги мне». Звуки то сливались в яркую, невыносимую метель, то рассыпались на острые осколки. А потом снова собирались вместе, завораживая и подчиняя.
Но Тая упорно тянулась к шпаге. Отчего-то она была уверена — если коснется гарды — то сможет остаться собой. Сможет скинуть этот ужас. И победить!