— К сожалению, ваше величество, об этих склонностях великого князя известны все европейские дворы. На этом и планы свои строить начинают.
— И что же делать прикажешь? Что с змеёнышем этим делать? Расскажи ты мне толком, что он в Фридрихе-то своём увидел? Пруссак — так пруссаков и до него, и нынче крутом хватает. Почему о нём одном речь?
— Будет ли вам любопытна подобная реляция, ваше величество?
— С Шуваловым толковала, так он благосклонно о короле отозвался. И образован, мол, и науками занимается, об университетах думает. Что же тогда великий князь ничего такого не видит?
— Могу только разделить просвещённое мнение господина Шувалова. Слов о короле можно немало хороших сказать, только не в достоинствах этих суть. Совсем даже не в них. И с философами нынешними король знаком, и к книжным знаниям прилежит, только... Впрочем, судите, ваше величество, сами. Отец короля ни образованностью, ни воспитанием не отличался, а родительница, дочь короля английского Георга I, София Доротея Ганноверская...
— Ты знал её?
— Знал, ваше величество. Королева супруга своего не любила и сына противу отца настроить умела. Так и сидел наследник между двух стульев: что науками интересовался, скрывать был должен, а от занятий военных уйти не мог. У отца его одно только на уме было: армия и деньги. Если много солдат и денег, в том и состоит подлинная слава государя и государства.
— Не так уж и глупо. Разве батюшка не о том же хлопотал?
— Так у государя Петра Алексеевича каждый рубль в дело шёл, чтобы верфь или завод какой строить, школы открывать.
— Да полно тебе, Алексей Петрович, известно мне всё это. Что дальше-то случилось?
— А то, ваше величество, что кронпринц, как Фридрих младший тогда именовался, решил от родителя сурового бежать и у ганноверских родных родительницы своей спасания искать. В 1730 году, когда Фридрих I решил прирейнские владения свои осмотреть и кронпринцу показать, Фридрих младший, Второй то есть, с двумя молодыми дворянами план побега сложил. В восемнадцать-то лет каждому море по колено.
— А лужа по уши. Ему всего восемнадцать лет было? Братцу моему сводному, царевичу Алексею Петровичу, побольше — никак двадцать с небольшим.
— Мне не хотелось напоминать вам об этом сходстве, ваше величество, но кронпринц о примере вашего братца осведомлён был. И... о конце его, которого сам еле избежал.
— И его с дороги вернули?
— Побег кронпринца не состоялся — его выдал один из пажей. Король рассвирепел, арестовал сына и привёз в Берлин, чтобы подвергнуть самому суровому следствию. Все были убеждены, что дело кончится смертной казнью. Иностранные правительства ходатайствовали о помиловании, особенно отец Марии Терезии.