патриарху Иоасафу для благословения
законного второго брака сочетания. Сего ж
числа Великий Государь венчался в соборной
церкви и после венчания за час ночи приходил
от Великого Государя боярин и оружейничий
Б. М. Хитрово с короваем и с сыром, да с
убрусом и с ширинкою. Генваря 23 в шестом
часу ночи приходил к святейшему патриарху
Иоасафу от Великой государыни царицы
Натальи Кирилловны Меньшой Дружка
Иев Демидов Голохвастов с овощами,
с сахарной коврижкою.
Из Домовой книги патриаршьего
Приказа. 1671.
Беду свою и последнюю печаль глухо объявляю,
о которой подробно писать рука моя не может,
купно же и сердце.
Пётр I — Петру Апраксину.
25 января 1694.0 кончине матери своей
царицы Натальи Кирилловны.
Пётр I, патриарх Адриан[1]. — Владыко! Владыко! Государь Пётр Алексеевич к крыльцу идёт. Торопится, владыко, только что не бежит. Принимать-то где его будешь — в Столовую палату спустишься аль тут — в передней келье останешься? Нам-то, нам что делать велишь?
— Здесь останусь. Разговор у нас, видать, потаённый будет. В келейке в самый раз.
— Подавать чего надо ли?
— Без угощенья какой разговор. Романеи выставь давешней. Заедок набери. Да яблок, яблок красных, что в рядах сторговал, непременно выставь. Чтоб одно к одному — любит их государь.
Тепло в патриарших палатах. Куда как тепло. Чуть-чуть ладаном росным потягивает. Иной раз дымком сосновым: его святейший больше берёзового жару любит. Огоньки лампадок колеблются: полом ветерок ходит — как ни оберегайся.
А оберегаться надобно. Неможется святейшему. Давно неможется. Никому виду не подавал. На поставлении всё голова кругом шла — один келейник Пафнутий знал. Зорко следил, чтоб огреха какого не случилось. Не случилось. Поставили. А здоровья не прибавилось. Вот и сегодня после ранней обедни прилечь задумал — не вышло.
— Владыко! Отец!
— Здравствуй, государь. Здравствуй на многие лета. Обрадовал ты меня приходом своим, сказать не могу, как обрадовал. Думал, недосуг тебе в твоих делах и заботах.
— К тебе прийти недосуг! Да что ты, владыко! После кончины матушки один ты у меня близкий человек остался. От тебя одного честного слова и утешения жду. Больше не от кого. Не верю. Никому не верю.
— А сестрица как же, государь?
— Наталья-то? Наталья и впрямь за меня живот положит. Только сколько она в нашем змеевнике может! Всего ничего. Дай Господь, сама бы была жива и здорова.
— Разуверять не стану, государь. Надо бы мне тебе по сану моему о любви к ближнему толковать. Надо бы...
— А совесть не позволяет, верно, владыко? Не так чтобы мне матушка в деле помогала. Где там! Всего-то опасалась. Куда ни поеду, отговаривала.