— А к Варьке он подкатывался, чтобы обеспечить себе алиби? — догадался Леша.
Хорошо, что он у нас толстокожий, не то Марк, Генрих и Прошка прожгли бы его взглядами насквозь. Предприняв эту неудачную попытку, они посмотрели на меня с такой жалостью, будто Архангельский по меньшей мере бросил меня в подвенечном платье у алтаря. Мне пришлось приложить немалое усилие, чтобы не расхохотаться прямо в их скорбные физиономии. Но, видимо, что-то такое все же отразилось у меня на лице, потому что Марк вдруг утратил сходство с ближайшим родственником безутешной вдовы или оскорбленной невесты.
— Нечего корчить из себя институтку, услыхавшую похабный анекдот! Иди звони!
Услышав мой голос, Серж, как всегда, дал понять, что от радости вот-вот пустится в пляс.
— Варька, золотко мое, как ваши успехи? Есть какие-нибудь сдвиги?
— Похоже на то, — сдержанно ответила я. — Серж, скажи, подчиненные смогут пару часов обойтись без твоего чуткого руководства? Мы хотели бы к тебе сейчас подъехать.
— О чем речь! Ради встречи с тобой я готов отказаться от лицезрения подчиненных хоть на год.
«Возможно, встреча со мной обойдется тебе еще дороже». Вслух эту фразу я, разумеется, не произнесла.
Через десять минут (рекордно короткий срок!) мы уже набивались в «Запорожец». Начало поездки прошло в молчании. Но когда мы миновали Сущевский вал и свернули на Бутырский, Прошка не выдержал гнетущего безмолвия и прибег к старому проверенному средству поднятия нашего боевого духа — затеял со мной перепалку.
— Поделись, Варвара, как чувствует себя девушка, вознамерившаяся отправить за решетку милого друга?
— Прекрати! — сердито сказал Генрих.
— Заткнись! — вторил ему Марк.
Но я уже приняла вызов.
— Наверное, не хуже, чем молодой человек, решивший тем же способом напакостить своему благодетелю. Сколько лет ты жировал от щедрот Архангельского?
— Но я с ним хотя бы не целовался.
— Тем хуже. Может быть, память о моих поцелуях поможет ему перенести муки совести и неуют казенного дома. А чем оправдаешься перед собой ты? Как сможешь глядеть на материальные блага, купленные на его деньги?
— Я эти деньги честно заработал. В отличие от некоторых, кто бесстыдно строил богатенькому Архангельскому глазки.
Обвинение в мой адрес звучало настолько смехотворно, что не выдержал даже Леша:
— Не мели чушь! Когда это Варька строила глазки?
— Ну, может, и не строила, — быстро отступил Прошка. — Она у нас сразу пускает в ход тяжелую артиллерию. Подумать только: целоваться с убийцей!
— Ну и что? — бросила я через плечо, скрывая за небрежным тоном смутное чувство неловкости. — Я даже тебя могу поцеловать, если очень попросишь.