Миг — и его уже не было. Он ввертелся в толпу, и толпища эта подхватила и понесла его, подобно тому как взбушевавшееся море подхватывает и песет утлый рыбачий чёлн, отторгнутый с цепи.
Сопровождавшие вора двое дверников судебной палаты переглянулися между собою, укоризненно ахнули и вдруг, махнув рукою, кинулись вместе со всем народом туда же, куда качнулся весь народ, то есть вверх, на Княжую гору.
Склону кишащего муравейника подобны сделались склоны, тропинки и большой въезд, что вели с Торговой площади на гору кремля.
В торговых палатках своих, под навесами, метались торговцы: товар, словно цепь, не отпускал их из лавки.
А в это время там, наверху, по самому краю обрыва, вдоль земляного вала, проплыла, погромыхивая золотыми звонцами, рыжая тройка княжны Галицкой. То было благословенье родительское Дубравке от Даниила Романовича.
— Невесту, невесту везут! — снова раздались крики.
Кто-то из женщин запричитал вслед княжне добрые напутствия.
Как было не встречать светлым словом ту, которая от самого страшного голода — от соляного — одним только приездом своим уже избавила землю Владимирскую?!
Дубравка принесла в приданое соль. Десяток коломыйских солеварен приписан был княжне Галицкой. И ещё до приезда Дубравки прибыли во Владимир целые обозы добротной, белой как снег коломыйской соли.
А то ведь и огурцов на зиму засолить было нечем. Прасолы, купчишки соляные, только того и ждали! Воз соли до полугривны доходил — вымолвить страшно! А за полугривну-то лето целое надо страдовать в наймах, когда — и с женою вместе.
Как же было отцам-матерям не залюбить её, княжну Дубравку?!
Вот мимо лавки дородного купчины-сластёнщика, вдоль рядов лавочных — частью тесовых, частью палаточных, — проносится ватага ребятишек.
Купчище, словно пёс на цепи, мечется возле ящиков с пряниками да рожками да возле долблёнок с мёдом. Медовый, неодолимый — что для пчелы, что для ребятишек! — райский дух одолел их. Подняли головы — потянули воздух.
— Ух, добро пахнет! — сказал один.
Купец к нему так и кинулся.
— Стёпка! — крикнул он мальчугану. — А опнись-ко маленько, остановись!
— Некогда мне: свадьба!
— Дак не твоя же! — пошутил купец. — Обожди!..
Не доискавшись слова, Стенка покраснел и только рукой отмахнулся.
— Стёпка, мёду дам... ложку! — кричит купец.
Степан и не думает остановиться.
Купец надбавляет:
— Мёду ложку и пряник... вот побожусь!..
У Стёпки — видать по горлышку его, как он глотнул слюнки, — босые ноги сами замедлились и остановились.
— Чего тебе?.. Да скорее!..
— Стёпка, сбегай к Федосье Кирилловне... Знаешь Федосью Кирилловну... жену мою?