В погонах и без погон (Шапошникова) - страница 131

«А я его не услышу»,- отвечал он себе.

Зачем же вся эта суета? Как ни живи - один конец. И длина жизни - от гудка до гудка…

В том-то и суть: от гудка до гудка измеряется не временем. В том-то и фокус! Измеряется тем, что ты успел сделать. Принято измерять время годами. А ведь не годами оно измеряется… Сколько жил Пушкин?.. Сколько жил Ленин?.. Ведь жизнь их не только для нас, потомков,- она для них большой была, потому что вместили в нее много… Потому что много после себя оставили…

- Окажите,- снова заговорила Томка.- А если человеку пятнадцать и он еще ничего не сделал? Что же он сейчас - просто существо из атомов? Для чего-то он и сейчас живет? Или только зря кислород расходует и место на земле занимает?

- Если человеку пятнадцать,- сказал Вадим,- это значит, он еще напитывается. Вырастет и начнет отдавать.

- А если он плохим напитывается? Что он потом отдавать будет?.. А ведь он меня ударил из трусости, - с неожиданной жесткостью в голосе проговорила Томка.- Я, конечно, могу уйти в новую школу…- она запнулась, подняла глаза на Вадима, остро-требовательные, злые.- А он… как? Пускай дальше напитывается?

- Ты что - остаться решила?- спросил Вадим, пораженный ее мужеством.- Тебе очень трудно будет.

- Вы не так говорите!-Она сердито глянула на него и отвернулась.- Вам трудно, а вы же не уходите!

«Было трудно, и я ушел»,- подумал Вадим.

Шли молча. Из-под снега, на залысинах, проглядывала белесая прошлогодняя трава, низкие кустики бурьяна вздрагивали на ветру. Томка, сосредоточенно о чем-то думая, обходила их.

- Возьмем Альку и съездим втроем в лес,- проговорил Вадим.- Я с ним осенью ездил.

Он помолчал, припоминая поляну, где им было особенно хорошо. Золотые клены и липки стояли в рассеянном солнечном мареве, Алька собирал сухие листья в кучу, чтобы потом прыгать в них, безудержный его смех до сих пор звучал в ушах.

- Там сейчас снежно и пусто и тихо,- сказал он.- Деревья голые.

- И пускай. А мы давайте пойдем. В то воскресенье. Пойдем? Да?

Она загорелась и тормошила его, и он ушел от ее настойчивости в неопределенное: когда-нибудь съездим.

- Когда?- не отступала Томка.

- Весной. Нет, это недолго ждать, еще снег будет, а из-под снега полезут пролески. И воздух будет еще снежный, но ужа пронзительно весенний, ты помнишь, какой воздух ранней весной?

- С вами всегда надо ждать, ждать, ждать…- В голосе ее было уныние.-Сегодня в лесу так, а завтра будет уже иначе, а вы не понимаете и думаете, что лес вас ждет, стоит и ждет…

Вадиму стало грустно. Что-то прозвучало в словах Томки, больно затрагивающее его, созвучное его мыслям.