— Всё хорошо, — шепчу я.
— Он сделает мне больно. — Её пальцы впиваются в мою руку, и я морщусь.
— Всё будет хорошо. Позволь ему причинить тебе боль, тогда ты будешь прощена.
Его шаги раздаются почти у самого стенного шкафа, и мы обе замираем. Мы знаем, что нас бьют для того, чтобы освободить от грехов, но боль, наказание — они по-прежнему вызывают в нас страх.
— Прошу тебя, Эвелин, не позволяй ему делать мне больно. Пожалуйста. — Она плачет, уткнувшись мне в шею, её слёзы стекают по мне.
Дверь резко распахивается, и в проёме стоит Захария с длинной розгой в руках.
— Ханна, выходи.
Она так сильно прижимается ко мне, что становится нечем дышать.
Я смотрю на него и тяжело сглатываю, прежде чем начать говорить.
— Позволь, я приму её наказание. — Ханна хватается за меня ещё крепче. — Захария. Накажи меня. Позволь мне взять на себя её грехи.
Его лицо расплывается в широкой улыбке, затем он рывком выдёргивает меня из шкафа, а Ханна так и продолжается цепляться за меня.
— Как пожелаешь, — говорит он. Моё наказание оказывается едва терпимым, а чтобы всё же наказать Ханну, он заставляет её смотреть.
Я встаю ближе и замечаю на ключице Ханны раны. Маленькие разрезы, глубокие, перекрещивающиеся. Я не могу проигнорировать этот кровавый ужас, который они стараются спрятать. Прежде чем кто-то успевает меня остановить, я хватаюсь за мешок и тяну молнию дальше вниз. Офицер оттаскивает меня, коронер спешит закрыть мешок обратно, но уже слишком поздно. Я падаю на колени, хлынувшая из моего рта рвота забрызгивает начищенные чёрные ботинки офицера.
Я закрываю глаза. Я кричу. Я пытаюсь избавиться от этого образа в голове, но боюсь, теперь он навсегда врезался мне в память. Не знаю, смогу ли теперь думать о своей сестре и не представлять перед собой её изувеченное тело, покрытое ножевыми ранами. Моё сердце ухает куда-то вниз. Часть меня чувствует ответственность за случившееся. Это я додумалась до того, что, выдавая себя за проститутку, будет легче добраться до нечестивых мужчин. Это я убила одного и решила, что смогу избавить этот мир от грешников, смогу защитить других женщин от мужчин, подобных Захарии. И я рассказала ей. Вместе мы молились об этом. Я была с ней, когда она убила своего первого мужчину. Она хотела помочь мне в этом деле. Если бы я тогда промолчала, она сейчас была бы жива.
Нет, Эвелин. Это дело нужно завершить. Она исполнила своё предназначение, и ты должна продолжать, пока не достигнешь своей цели.
Она была всем для меня.
— Прости меня за мысли, которые я не в силах подчинить себе… — слова застревают в горле. Мне хочется лишь одного — забраться на одну из деревянных скамей и заплакать. Мне хочется скорбеть о сестре. Я не могу никому открыться, не могу никому довериться. И теперь у меня нет никого, кто будет помогать мне исполнять мой долг.