, но тот, как заметила Юл, вполне равнодушен. Дан пожал плечами – пусть приходит.
Стол соорудили в складчину: извлеченные из холодильников банки и пакеты с едой пришлись кстати. Верные традиции не довольствоваться в поездках и командировках скудной казенной пищей, многие участники эксперимента – Дан был исключением – захватили, кто что смог достать (никто не ожидал такого изобилия в пансионатской харчевне на фоне убогой кормежки всюду и везде). В мгновение ока глазу предстали маринованные огурцы, помидоры свежего посола, грибочки, сардины, колбаса и даже сало – белое с нежным розовым отсветом и тонкой эластичной шкуркой. Капа похвастала, что сало привезли родственники из соседней страны, с которой была война, приведшая к взаимной ненависти и полному отчуждению. К салу это, впрочем, не имело отношения: его изготавливают в селах по старым рецептам и доставляют соседям, если удается перевезти через границу, спрятав от таможенников или, как водится, поделившись с ними.
Капа сменила прическу, точнее, парик: классическая стрижка каре с прямым пробором весьма шла ей. Она явно симпатизировала Лео, имела на него виды, оттого почти каждый день щеголяла в новом наряде, зачастую весьма откровенном; будучи не старше Юл, а может, даже моложе, Капа не могла похвастать фигурой – жировые складки на талии и низкая посадка портили впечатление. Да и разница с Лео в возрасте выглядела ощутимо. Запав на рыжие кудри и конопушки, Капа упорно добивалась цели, Лео же не проявлял активности, и это выводило ее из себя. К тому же он сейчас нет-нет и поглядывал на круглые аппетитные коленки Юл, что не укрывалось от Капиного зоркого взгляда.
Как часто бывает, ситуация определялась расхожим суждением: если женщина недолюбливает другую, то ведет себя с ней весьма любезно, если же ненавидит, – любезна вдвойне, и потому улыбка и теплота взгляда, устремленного на Юл, не сходила с лица Капы, и лишь в глубине зрачков угадывалась умело скрываемая зависть и злоба.
Дан и Юл устроились на кровати, гости захватили с собой стулья и уселись возле стола, придвинув его к кровати. “Иван Грозный” и коньяк делали свое дело, затеявшийся разговор причудливо вился перепархивающей бабочкой.
…Тремя часами ранее зал заполнился до отказа – свободных стульев не оказалось. Лектор, он же ведущий дискуссии (назвал себя на западный манер модератором) сменил голубую рубашку на малиновую, тоже с широким открытым воротом, в котором поблескивал золоченый крест, и стал разительно похож на разудалого солиста ансамбля народного танца – казалось, вот-вот пожертвует солидностью, перестанет надувать щеки и пустится в пляс с притоптыванием и прихлопыванием.