Странно, он не мог определить характер и наклонности незнакомки под кодовым именем Юл – ее походка ничего не выражала, вероятно, потому, что шла она медленно в снующей толпе. Шаги ее ни на что не намекали.
Дан не подошел к ней, не завел ни к чему не обязывающий разговор, хотя повод напрашивался сам собой – они были в одной, помеченной красным цветом группе и сам бог велел познакомиться. Так иногда с ним происходило и раньше: вдруг мозг выключался, речь парализовывалась, он не мог произнести ни одного внятного слова, словом, наступал ступор, возникавший при виде женщины, к которой он испытывал внезапную тягу, и требовались немалые усилия выйти из оцепенело-сумеречного состояния.
3
После обеда он побродил с полчаса по аллеям возле пансионата, понежился на проступившем сквозь облака солнышке и отправился в номер. Разложил диван, улегся, не раздеваясь, и смежил веки. В последний год он почти регулярно позволял себе часок-другой отдаться объятиям Морфея, как характеризовал дневной отдых. Старик Болконский прав: дообеденный сон – серебряный, послеобеденный – золотой. Дан предпочитал золотой.
Сейчас сон не шел, в мозгу, как на экране, прокручивались не связанные между собой, хаотичные видения и картины, причудливо вились, мельтешили, словно назойливая мошкара, изредка возникала брюнетка Юл и мигом исчезала, и незаметно, исподволь экран переносил в события совсем недавние, обусловившие нынешнее пребывание Дана среди таких же, как он, добровольных участников по меньшей мере странной и в чем-то полубезумной затеи.
Началось со случайного разговора с давним приятелем, когда-то вместе по заказу написали звонкую книжку о только что закончившейся победоносной войне с соседним государством, встающая с колен Славишия оттяпала лакомый кусок чужой, омываемой морем территории и две большие области у соседей, прежде именуемых братьями, враги вокруг подняли вой и побудили прекратить боевые действия, хотя захваченную землю проигравшим никто не вернул. Как принято, последовали вражеские санкции и контрсанкции против врагов – и самих себя – по части запрета импортной еды. Выживающая кое-как страна приняла наказание внешне безропотно: знала кошка, чье мясо съела, но внутри ощерилась злобой и ненавистью против проигравших, раздуваемое зомбоящиком пламя могло, казалось, спалить дотла, однако превратилось в холодный бенгальский огонь.
На ту войну спустя годы смотрели по-разному, гром победы сменился разочарованием – а надо было ли проливать кровь, чужую и свою, потом опять возобладала гордость за проявленные силу и величие, и вот теперь, под влиянием теплых ветров обещанных перемен, войну с соседями старались не вспоминать всуе, а если и вспоминали, то без радости и упоения.