— Я не путаю, — твёрдо сказал Корзинкин. — Сделайте одолжение, записывайте… Подбито два танка… Уничтожено пятьдесят гитлеровцев… Рубеж удержали до подхода наших танков…
— Вооружение? — спросил редактор.
— Какое там вооружение! — отозвался Корзинкин. — Бутылки с горючей смесью. Гранаты. Был ручной пулемёт, да патроны скоро кончились. Запишите фамилии бойцов: Ткаченко, Миша Спиров, Ильин, Прокофьев, Каханов. Ещё там был Володечка… его так все звали. Голубоглазый, кудри остригли…
— Какие кудри? — спросил редактор. — Фамилия его?
— У него не было фамилии. И ещё один боец. Хмурый. Я с ним не успел познакомиться. Трое погибло в бою. Двое ранено… Двое остались в строю…
— Хорошо, — сказал редактор, — мы дадим заметку в номер. Политотдел требует. Как фамилия командира роты?
Корзинкин шире открыл глаза и посмотрел на редактора:
— Я не знаю его фамилии.
— Не запомнили? Надо записывать, — проворчал редактор. — Всех бойцов запомнили, а командира… В следующий раз сразу записывайте фамилию командира.
— Хорошо, — сказал Корзинкин. — Учту.
«Как это я в самом деле забыл спросить у ребят фамилию командира роты?» — с укором подумал Корзинкин.
В вагончике было тихо. Только сквозь тонкую стенку было слышно, как в походной типографии ритмично ухает «американка». А за лесом в такт ей ухали орудия наступающей армии.
Когда зимним вечером вы пройдёте по Большой Кирпичной, то обязательно услышите отдалённый гул, который то замирает, то вспыхивает с новой силой. Кажется, где-то за домами бушует маленькое незамерзающее море: гудит штормовой ветер и на берег накатываются тяжёлые волны. Если вас заинтересует это странное зимнее море, то дойдите до Новосельской и сверните в арку углового дома. Перед вами откроются огни полярного сияния и клубы мутного пара, которые обычно поднимаются над тёплым течением.
Только присмотревшись, вы обнаружите, что никакого моря нет. Есть ледяное поле, где гудят голоса маленьких любителей хоккея, звенят коньки и сломанные клюшки отлетают, как обломки кораблей. И если вы зайдёте сюда, вам обязательно расскажут о Саньке Красавине.
Надо было видеть, как он стоял в воротах. Колени согнуты, голова опущена, подбородок упёрся в грудь, острые, чуть прищуренные глаза смотрят вперёд. Санька видит насквозь атакующих противников со всеми их хитростями и приёмами. Такой уж у него дар — за мгновенье до щелчка знать, в какой угол полетит шайба. Он редко ошибался. Яростный бросок вперёд — и даже самые внимательные болельщики не успевают оглянуться, как шайба оказывается в «ловушке».