Примерно в одно время с галилеянами либо чуть позже Фома (Дидим) Близнец выбрал для своих проповедей Индию. На Малабарском берегу долгое время существовала община христиан, именующая себя христианами апостола Фомы.
Симон Зелот, или Канаит, по крайней мере, до встречи с Христом принадлежал к наиболее националистической партии Иудеи — фарисеям, ревнителям веры. В основном их деятельность привела к роковой войне Иудеи с Римом и уничтожению храма. Пацифистские воззрении апостолов Ессейской школы никак не совмещались со взглядами зелотов. Под влиянием Христа мировоззрение Симона чудным образом претерпело изменение, объединив всепоглощающую любовь к Учителю с ортодоксализмом. В этот странный и своеобразный мир Симона Зелота никто не мог достучаться. Он был молчалив и замкнут. Ни старый ортодоксальный мир, ни новая, создаваемая при нем религия, где образ и действия Учителя обсуждались и трактовались, причем не всегда трепетно, не привлекали его более. Он хотел остаться с Учителем один на один. Он направился на юг, в Африку, проповедуя в Египте, Киринее, Ливии, Нумидии и Мавритании. Первую часть пути он преодолел с новым апостолом Матфеем. Тот также не был многословен, значимость предстоящей миссии давила на него. В Египте они расстались. Путь Матфея лежал еще дальше на юг — в Эфиопию.
Иуда долгие годы оставался в Палестине, проповедуя евангелие в Иудее, Галилее, Самарии, Идумее. Иаков не отпускал надолго апостола. Поддержка брата в многочисленных дискуссиях была ему совершенно необходима.
Матфей первые годы проповедовал преимущественно иудеям. Возможно, первоначальные знания о Христе утеряны при гибели Иерусалима. Логии создавались при его непосредственном участии. Из всех оставшихся в Иерусалиме апостолов он наиболее подходил для этой цели.
Эта глава дает лишь приблизительное представление о чаяниях и устремлениях апостолов вскоре после гибели Христа.
Подобно древним людям, сидящим у костра и завороженным трепетом огня, мы через призму двух тысячелетий вглядываемся в пламя, зажженное основателем христианства. И понимаем, что ничто не может зафиксировать точные границы пламени — такова его природа.
Сейчас, по прошествии многих веков, невозможно настаивать на достоверности тех или иных событий, но поиск истины не менее прекрасен, чем она сама.
Тысячи людей, вносивших свой посильный вклад в установление картины возникновения христианства, создали законченное произведение, канонизированное, узнаваемое и любимое.
Как и в любой проблеме, ученые высказывали совершенно полярные мнения — от полного отрицания существования Христа как исторического лица до скрупулезного следования евангелиям. Попытки внести нечто новое в проблему так или иначе должны базироваться на нестандартных, парадоксальных гипотезах. Например, основатель школы российских физиков А.Ф. Иоффе повествует об одной из сессий Геттингенской академии 1925 г.: «На том же заседании профессор богословия на основании убедительных данных показал, что описываемые в евангелии истории представляют собою пересказ легенд, существовавших в Сицилии за много веков до Христа»