ГЛАВА ТРЕТЬЯ,
в которой появляется Фред Квач собственной персоной
Школа жила обычной жизнью. В учительской на стене тикали часы, в классах стоял приглушенный гул, похожий на гуденье пчел в улье, на спортивной площадке раздавались взрывы хохота. В окна заглядывали зеленые верхушки кленовых веток. Но Миколка ничего этого не видел и не слышал: настороженным ухом он ловил обрывки разговора за дверью директорского кабинета.
Он уже убедился, что попал в странную и неприятную историю. Его больше всего встревожило обещание директора вызвать в школу родителей. Конечно, если бы можно было вызвать с Курилов отца, он бы и не задумался — отец во всем разберется. Что же касается матери, то достаточно лишь намека на какую-либо провинность Миколки, чтобы он заслужил у нее жестокое наказание. Мать следовала принципу: сперва наказать, а потом разбираться.
Хотя Миколка и надеялся на справедливость, но испытывал подавленность. Надо же такому случиться: кто-то запустил камень, а отвечать ему, кто-то яблоко съел, а у него оскомина.
И вот как раз когда он собирался приложить ухо к створке дверей (потому что в кабинете голоса зазвучали тише), дверь в учительскую отворилась и появился не кто иной, как Фред Квач. За Фредом следовала его мамаша.
Переступив порог, долговязый, вихрастый Фред сразу же остановился, понурившись в позе виноватого. На нем были неглаженые штаны со смешными пузырями на коленях и модная клетчатая рубашка, на ногах — футбольные бутсы.
Мать, непричесанная, с покрасневшими, припухшими от слез глазами, дрожащей рукой дернула дверь.
— Тут нет сомнений — камень бросил Курило, — услышал Миколка безапелляционное заявление милиционера.
— Мария Африкановна! — трагически воззвала Фредова мама.
— Минутку, минутку, гражданка...
— Нет у меня ни одной минуты... у меня такое горе!..
Дверь закрылась, и Миколка так и не узнал, что за горе свалилось на Квачеву мамашу. Да и к чему это? Хватит ему и своего горя. Он теперь знал определенно, что виновником считают его. Даже стал сомневаться: а может и впрямь ненароком с подоконника сбросил камень?
— И тебя к Маричке? — первым нарушил молчание Фред.
Маричкой в школе прозвали Марию Африкановну. Почему? Подите спросите их, учеников...
Миколка хотел было ответить, что это по его, Фредовой, милости он стоит сейчас здесь, но промолчал. Какая разница — не Миколка, так Фред отвечал бы за этот злосчастный камень.
— А у меня, брат, настоящий цейтнот, — даже с гордостью похвастался Фред. — Полнейшая катастрофа с аварией...