Куриловы острова (Збанацкий) - страница 70

ГЛАВА ВОСЬМАЯ,

в которой Миколке «запахло» новым путешествием

Что ни день, то все хуже, что ни ночь, то новые сомнения.

Школа жила своей жизнью. Все, как говорится, вошло в колею. Каждый день одно и то же: подъем, физзарядка, завтрак, голосистый звонок на уроки.

Все это для Миколки было знакомым, обычным. Такими же обычными для него были и уроки труда. Но интернатская мастерская была куда лучше, чем у них в городской школе. Не мастерская, а настоящий завод. Здесь было все: станки — токарные, фрезерные, сверлильные, верстак с тисками, электроточило, электропила, всевозможные фуганки, рубанки, словом, все-все, как на настоящем производстве. Вот уж где можно поработать! Да не тут-то было.

Дело в том, что их спальня жила не так, как другие, а по своим собственным законам.

Теперь для Миколки уже не было тайной, что всем в спальне заправлял Конопельский. Маслов, Зюзин и Трояцкий — его подручные, а все остальные делали то, что от них требовали. Боялись. Попробуй не послушайся — сам же виноватым окажешься.

Миколка хорошо помнил экзамен, который он должен был выдержать. Уже как-то после Конопельский ему сказал:

— У нас свои законы. Мы предпочитаем жить собственным умом. И кто не соблюдает наших законов, того мы объявляем вне закона.

Этот парень любил выражаться фигурально. Он много знал. Учителя про него говорили: способный, начитанный, но уж такой норовистый, такой норовистый...

После обеда и мертвого часа все школьники выполняли домашние задания. Делалось это организованно, в классе, под наблюдением воспитателей.

Миколка уже с первых дней заметил, что между их воспитательницей и ребятами спальни установились какие-то странные отношения. Он догадывался, что учительница знает о том ненормальном положении, которое существует у них в спальне, но не хочет, даже больше того, избегает какого бы то ни было вмешательства в их дела.

Мальчики «старались». Они просили лишь об одном — не беспокойтесь, Лукия Авдеевна, у нас все хорошо, тихо, мирно и дисциплина на высшем уровне.

Воспитательница боялась заглянуть к ним в спальню, а мальчики потихоньку покуривали себе у раскрытого окна, часто резались в «дурака», а то и на деньги. В свободное от занятий время устраивали «баню» какому-нибудь «соне», то есть валили на спящего все одеяла и держали его под ними до тех пор, пока тот как следует не вспотеет. И это считалось самым невинным развлечением. Более неприятное приходилось переживать тому, кто засыпал раньше других. Ему насыпали в нос табаку, а то привязывали за ухо к кровати. Подобные «развлечения» назывались «театром». И горе тому, кто посмеет пожаловаться воспитателю или директору. Да, собственно, никому и на ум не приходило жаловаться. Смеялись поочередно — сегодня над одним, завтра над другим. Если кому-то был не по нраву «режим» в спальне — от него быстро избавлялись. Недовольному приписывались такие грехи, что Лукия Авдеевна объявляла его неисправимым преступником и добивалась, чтобы «дезорганизатора» образцовой спальни куда-нибудь перевели.