— Ух ты! Какой ты красивый!
— Ага, — подтвердил я.
И стал раскачиваться, упершись ладонями в соседние парты.
— Подойди, — сказала Иванова.
Я подошел.
— Зачем? — спросил я каким-то хриплым голосом, я чего-то страшно вдруг испугался.
— У тебя зубной порошок в уголке рта, — сказала Иванова буднично, деловито. — Вытри.
— Зачем? — снова спросил я тупо, в леденящем ужасе.
— Ты дурак, — выдала Иванова ни с того ни с сего. — У тебя телевизор дома есть?
— Раньше был, а теперь нету, — признался я, радуясь тому, что, кажется, страшный момент прошел мимо.
— Поня-атно, — протянула Иванова. — Значит, ты кино про взрослых не смотришь. Не понимаешь ничего.
Я давно понял, что имеет в виду Иванова, чего она хочет, я только прикидывался дураком и с неимоверным облегчением слышал от нее, что я дурак, потому что лучше быть дураком, чем трусом, который боится целоваться с девочкой.
— Ты что рисуешь? — спросил я.
— Автобус, — вздохнула Иванова. — Но это не я, это мне Елена Степановна нарисовала. А я дорисовываю.
Елена Степановна — это заведующая, она опекала Иванову с того дня, как убили дядю Валю. Ивановой с тех пор многое прощалось.
Я посмотрел на лист альбома. Автобус не походил на настоящий, это была какая-то ванна, как у тети Нины и дяди Васи, только у них ванна стояла на ножках, а на рисунке она была на круглых бревнах, как на катках. А еще этот «автобус — не автобус» походил на тачку с четырьмя колесами, которая была у тети Раи, только на рисунке тачка была без длинных ручек.
— Это неправильный рисунок, — сказал я. — Не похоже.
— Это правильный рисунок, его Елена Степановна нарисовала, — заспорила Иванова.
— Я тебе сейчас нарисую настоящий автобус, — сказал я.
Приплясывая от радостного возбуждения, взял я кисточку, гуашь и лист картона, стал, высунув язык, переносить на рисунок то, что видел по дороге в детский сад: ванна перевернута вверх дном, внизу — полукруглые впадины, а в них помещаются колеса с маленькими кружками посередине. Впереди я нарисовал дверцу с окошком, а в нем — круглую рожицу водителя с дымящейся папиросой. Не забыл я и трубку сзади автобуса пририсовать, она тоже испускала дымок.
— Вот это да, — сказала Иванова восхищенным шепотом. — Зэка! Так похоже, как настоящий.
Вошла воспитательница Таисья Павловна с другими детьми, подошла ко мне с Ирой. Посмотрела рисунки.
— Надо же, — сказала она задумчиво, глядя на мой автобус. — Ты художником будешь, когда вырастешь.
А потом я увидел, что она учит других детей рисовать автобус так, как его нарисовала Елена Степановна. И мальчики и девочки ее слушались. А мне было разрешено рисовать так, как я хочу!