В идейно-культурном плане основную ответственность за «возврат к иррационализму» в античном мире автор возлагает на греческий рационализм, в особенности на рационализм эпохи эллинизма, переоценивавший человеческий интеллект и игнорировавший (за крайне редким исключением) иррациональные моменты в природе человека. Если Аристотель и его ученики, почитая разум божественным, отдавали себе отчет в необходимости изучения иррациональных факторов в поведении человека, то Зенон, основатель стоицизма, утверждал, что «интеллект человека не просто сродни богу, он и является богом, частью божественной субстанции в ее чистом или активном состоянии» (с. 346). Не интересуясь изучением человека каков он есть и направляя свое внимание на создание картины человека каким он может быть, то есть на возможность идеального sapiens, или мудреца, Зенон и Хрисипп считали, что «достижение морального совершенства зависит не от естественной одаренности, не от привычек, а только он умственных упражнений». Для них, отмечает далее автор, «не существовало никакой иррациональной души, противостоящей разуму; так называемые "страсти" были лишь ошибками в суждениях или досадными препятствиями, создаваемыми этими ошибками» (с. 347). Отсюда и их уверенность в том, что исправление ошибки автоматически ведет к исчезновению страдания: держи разум не тронутым печалью, «бесстрастным», ни о чем не сожалеющим и самоудовлетворенным — и ты будешь счастлив!
Хотя Посидоний, пытавшийся реформировать стоицизм в духе платоновско-пифагорейской традиции, восстал против подобных взглядов и утверждал, что теория Хрисиппа противоречит как моральному опыту, так и наблюдениям, показывающим врожденность основных элементов характера, и что иррационализм и зло присущи человеку и контролируются только некоторого рода «катарсисом», но безуспешно: его протест не смог «уничтожить теорию» (см. с. 348).
Разумеется, было бы ошибкой пытаться провести аналогию (Доддс и не пытается делать это) между протестом Посидония против взглядов традиционного стоицизма на природу человека и способы его воспитания, с одной стороны, и современными, развернувшимися в последнее время дискуссиями вокруг философских, социально-этических, психологическо-педагогических проблем, связанных с соотношением социального и биологического в человеке, его способностями и поведением, задачами его воспитания — с другой. Вместе с тем нельзя безоговорочно отрицать элемент сходства между древними и современными спорами вокруг проблем природы человека и оставаться глухим к «перекличке» эпох.