— А я мог спокойно смотреть, как ты плакала и пыталась хоть где-нибудь найти деньги на операцию?
— Ты у меня не спрашивал… Если бы спросил, я еще тогда объяснила бы, что ей уже… Уже нельзя было помочь… Я просто не могла вот так… сдаваться. Сидеть, сложа руки. И только поэтому…
— Поздно. Ты немного опоздала. Самую малость, — в его голосе появился покрытый инеем металл, много металла, целая груда.
Она смущенно воскликнула:
— О чем ты говоришь? Это фиктивный брак! Я тебе все время хочу объяснить! Послушай же наконец!
— Леся, ты меня уж совсем за дурака держишь! Кто твой… муж? А?
— Послушай, он уже совсем старый… Это совсем не то, что ты думаешь! Да он мне в дедушки годится!
— Ага! Рассказывай! Знаем мы таких дедушек!
Тур выразительно хмыкнул, и она зачастила скороговоркой, и от этого слова уменьшались, становились неубедительными, как ниточка мелкого бисера:
— Ты должен понять. Он очень любит оперу. Просто фанатично. Когда услышал, как я пою, решил, что мне надо учиться. Любой ценой. Вытащил из варьете. Помог с гражданством. Оплачивает обучение.
— Так ты учишься?
— Да.
— Где же?
— В Милане, в Италии.
— А сюда — чего? На каникулы приехала?
— Тебя, дурака, хотела разыскать.
— Что же, нашла дурака. — Металл его голоса начал ржаветь и превращаться в скрежещущий металлолом. — Приятно было увидеться. Очень приятно. Вот ты и посмотрела на дурака. А теперь не мешай, я здесь не гуляю — работаю. Если идешь в гости к шефу, то и иди. Не задерживайся.
— Боря… Ты… Я так не могу… — Леся была шокирована и едва выдавливала слова. — Если бы ты знал… Если бы ты знал, что мне пришлось пережить…
— Еще как знаю! Все Трудовое знает, как вы всем ансамблем в турецкие бордели помчались! Вокалы петь! Только след задымился!
Хотя он был намного выше ростом, Леся умудрилась-таки посмотреть на него свысока.
Ничего не ответила.
С горделивой осанкой неспешно повернулась ко дворцу. Ступила к нему несколько шагов. Полюбовалась архитектурой. Пренебрежительно кивнула прыгавшей по снегу вороне. Не быстро и не медленно подошла к двери и исчезла за ней, так и не оглянувшись.
Борису оставалось только громыхнуть ей вслед железными воротами. Которые он должен был охранять. Что и делал.
Яркое солнце слепило. Перед глазами плясали крохотные невесомые кристаллики — блестели, будто воздух превратился в прозрачную неощутимую парчу.
Темные солнцезащитные очки не помешали бы…
Глухой дворник, все так же невозмутимо орудовавший легкой фанерной лопатой, уже почти скрылся за углом.
И только черный фетровый берет со сверкающей брошью лежал на дорожке — как прожженная взрывом полынья.