Он обводит взглядом двух своих подчиненных и вздыхает:
— Н-да-а-а, хлопцы. Вляпались мы в дерьмо… Можно сказать, по самые ноздри. Когда еще расхлебаем… С милицией только свяжись!
— А мы-то причем? — сердится Дука.
— Ты, мой милый, хозяина не уберег. Который платил тебе — и не мало платил. Он тебе, можно сказать, жизнь свою доверил. А ты…
Все трое подавленно смотрят в пол.
* * *
Кинчев сидит напротив практиканта Шермана, говорит, глядя прямо в глаза:
— Миша, я понимаю, что это очень серьезное дело. Но мне нужно остаться тут. Интуиция подсказывает, что нужно. Еще раз все проверить. А ты переговоришь только с этой девочкой, которую пытались изнасиловать. Обязательно в присутствии матери. Если хоть что-то помнит — обеих в отделение и попробуйте составить фоторобот. И все, что накопаешь, — немедленно дежурному. Дальше действуйте по обстановке. Если что — сразу звони мне. Понятно?
Миша Шерман, преисполненный сознания значимости момента и своей почти главной роли в расследовании нового преступления, вскакивает, как теннисный мячик:
— Есть! Понял! Сделаем! В лучшем виде!
* * *
Кинчев снова тихо отвечает кому-то по телефону:
— Дайте мне два дня. Только два дня… Да, сегодня и завтра. Если послезавтра утром я не разберусь во всем, можете меня уволить… Да как угодно, хоть и служебное несоответствие… Да, заявление напишу сам… Я не шучу, мне не до шуток… Мне трудно пока объяснить. Интуитивно чувствую… Нет, никогда еще не подводила… С ними мы разберемся тоже, группа уже работает… Обязательно… Конечно… До свидания.
Он нажимает кнопку отбоя и говорит все еще светящейся мобилке:
— Вот так. Теперь отступать некуда. И некогда. Позади — Москва.
Достает из нагрудного кармана пакет с поясом Ярыжской, улыбаясь смотрит на него.
И была ночь… Самая ее середина.
Отзвучали четкие вопросы и команды, отлетели вслед за ними растерянные ответы и плач. Тьма, тишина. Наверху мирно спали напоенные успокоительными средствами Леся и Ольга Владимировна. Мерила шагами периметр парка усиленная двумя милиционерами охрана.
Убедившись, что в большом доме бодрствует он один, Кинчев вынул реквизированную у отпущенной домой Щукиной связку ключей, нащупал самый длинный, отворил подвал. Неспешно спустился.
Подошвы его ботинок глухо стучали о камень.
Он не включил электричества, постоял в темноте и начал водить по стенам и полу широким лучом карманного фонарика.
Никаких следов пыли, паутины или еще какого-либо нерадения. Словно здесь недавно тщательно прибирали.
Вдруг следователь обратился к пустоте, будто заметил там призрака: